Крысолов. На берегу
Шрифт:
Хоуарду понадобилось немало такта, чтобы прервать этот поток слов прежде, чем кофе окончательно остыл.
Через час, подтянутый и выбритый, ведя Ронни за руку, он вышел на улицу. Мальчик, в берете, курточке и носках, казался истинным французом; напротив, Хоуард в своем поношенном твидовом костюме выглядел как нельзя более по-английски. Десять минут, верный своему обещанию, он задержался на площади и дал мальчику вдоволь наглядеться на грузовики, пушки и танки. Около машины на гусеничном ходу, меньших размеров, чем другие, они остановились.
— Celui-ci, c'est un char de combat [15] , —
Водитель расплылся в улыбке.
— Верно, — подтвердил он.
— А я думал, что это танк, — сказал Хоуард тоже по-французски.
— Нет-нет-нет, — с жаром запротестовал мальчик. — Танк гораздо больше, мсье. Правда, правда.
Водитель засмеялся.
— У меня дома, в Нанси, такой же le petit chou [16] . Подрастет немножко и тоже станет водить такую машину.
15
это танкетка (фр.)
16
малыш (фр.)
Они прошли на вокзал. С полчаса бродили по платформам, все еще забитым усталыми солдатами, в поисках пропавшего чемодана, но и следов не нашли. Измученные, задерганные служащие не могли ничем помочь. Под конец Хоуард махнул на это рукой; разумнее купить для детей самое необходимое, что он сам понесет в саквояже, когда они отправятся дальше. Человеку со слабым сердцем потерять в военное время чемодан — отчасти даже облегчение.
Они вышли с вокзала и направились к центру города покупать пижамы для детей. И еще купили для Шейлы красных леденцов и книгу с картинками под названием «Слон Бабар». Потом повернули назад к гостинице.
— Там английская машина, мсье, — сказал вдруг Ронни. — Какая это марка?
— Право, не могу тебе сказать, — ответил старик, но посмотрел через дорогу.
Возле заправочной станции стоял большой открытый туристский автомобиль, грубо окрашенный в защитный цвет и весь забрызганный грязью. Видно было, что его давным-давно не мыли. Вокруг суетились двое или трое, заправляли машину бензином, маслом и водой. Еще один насосом накачивал спустившие шины.
Один из этих людей показался Хоуарду смутно знакомым. Он остановился и все смотрел через дорогу, пытаясь сообразить, где они встречались. Потом вспомнил: в клубе, полгода назад. Этого человека зовут Роджер Диккинсон, он, кажется, работает по газетной части. В «Морнинг рекорд», вот где он печатается. Довольно известный журналист.
Ведя Ронни за руку, Хоуард пошел через улицу.
— Доброе утро, — сказал он. — Мистер Роджер Диккинсон, если не ошибаюсь?
Тот круто обернулся с тряпкой в руке: он протирал ветровое стекло. В глазах его мелькнуло удивление.
— Припоминаю, — сказал он. — В Лондоне, в клубе «Странник»…
— Моя фамилия Хоуард.
— Припоминаю. — Теперь Диккинсон смотрел во все глаза. — Но… что вы здесь делаете?
— Я еду в Париж, но боюсь, придется
И старик рассказал Диккинсону о Шейле.
— Выбирайтесь-ка отсюда поскорей, — сказал журналист.
— Почему?
Журналист изумленно смотрел на него, вертя в руках грязную тряпку.
— Немцы перешли Марну. — Теперь уже старик изумленно раскрыл глаза. Диккинсон докончил: — Да еще итальянцы наступают с юга.
Последнее замечание Хоуард не уловил.
— Перешли Марну? — повторил он. — Да, это плохо. Очень плохо. Но что же делают французы?
— Удирают, как зайцы, — ответил Диккинсон.
Короткое молчание.
— А что вы сказали об итальянцах?
— Италия объявила войну Франции. Вы не знали?
Старик покачал головой.
— Мне никто не говорил.
— Это случилось только вчера. Французы, может быть, еще не сообщали, но это правда.
Рядом по земле потекла струйка бензина из переполненного бака; тот, кто заправлял машину, отложил шланг и защелкнул крышку.
— Больше не входит, — сказал он Диккинсону. — Я сбегаю напротив, куплю несколько brioches [17] — и двинемся.
17
булочек (фр.)
Диккинсон обернулся к Хоуарду.
— Уезжайте отсюда, — сказал он. — Немедленно. Если попадете в Париж сегодня же вечером, все обойдется… по крайней мере, я так думаю. Из Сен-Мало пока еще ходят суда.
Старик поднял брови.
— Об этом не может быть и речи, Диккинсон. У другого ребенка высокая температура.
Журналист пожал плечами.
— Ладно, скажу вам прямо, французы недолго продержатся. Они уже разбиты. Я не болтаю зря. Это точно.
Хоуард в раздумье посмотрел вдоль улицы.
— А вы куда направляетесь?
— Поеду в Савойю, погляжу, как там действуют итальянцы. А потом будем выбираться из Франции. Может быть, через Марсель, возможно — через испанскую границу.
Старик улыбнулся.
— Желаю удачи, — сказал он. — Все-таки держитесь подальше от фронта.
— Ну, а вы-то что будете делать? — спросил Диккинсон.
— Право, не знаю. Мне надо подумать.
И он пошел к гостинице, ведя Ронни за руку. Через сотню шагов покрытая грязью зеленая машина нагнала их и мягко остановилась у обочины. Диккинсон нагнулся с шоферского сиденья.
— Слушайте, Хоуард, — сказал он. — У нас хватит места для вас с вашими малышами. Детей возьмем на колени. Ближайшие дни нам придется нелегко, будем вести машину и ночами, по очереди. Но если вы за десять минут приведете второго ребенка, я подожду.
Старик неуверенно заглянул в машину. Да, это великодушное предложение, и сделал его великодушный человек. В машине уже четверо и полно багажа; трудно представить, как туда втиснется еще один взрослый, не говоря уже о двух детях. Машина открытая, можно поднять полотняный верх, но с боков никакой защиты. Ехать в такой машине ночью, в горах, — это — было бы тяжким испытанием для пятилетней девочки с высокой температурой.