Крысолов. На берегу
Шрифт:
— То есть, если задеть мину, можно пойти ко дну?
— Наверняка. Если не имеешь точной карты, близко подойти и то опасно.
— А у «Меч-рыбы» такая карта была, когда они вошли в нью-йоркский порт?
Дуайт покачал головой.
— Была старая, восьмилетней давности, сплошь в штампах «ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО». Такие карты строго засекречены; их выдают только в случае самой крайней необходимости. И у «Меч-рыбы» была такая карта, устарелая. Видно, они уж очень туда рвались. Им надо было высчитать, какие тут могли быть сделаны изменения, ведь основные пометки указывали старые безопасные проходы. И они высчитали, что всерьез тут мало могли менять, разве только на одном отрезке. Они рискнули и вошли туда и не подорвались. Может быть, там никаких мин вовсе и не было.
— И увидели они там в гавани что-нибудь важное?
Тауэрс покачал головой.
— Ничего такого, чего бы они и раньше не знали. Похоже, при теперешнем способе разведки большего ждать не приходится. Очень мало что можно выяснить.
— И там нет живых людей?
— Нет, детка. И с виду город неузнаваем. Притом очень сильна радиация.
Они долго сидели молча, смотрели, как догорает закат, пили вино, курили.
— Вы сказали, они заходили еще в какой-то порт, — сказала наконец Мойра. — Кажется, в Новый Лондон?
— Да.
— Где это?
— В штате Коннектикут, в восточной его части. Возле устья реки Темзы.
— А там они очень рисковали?
Дуайт покачал головой.
— Этот порт был их базой. У них имелась самая новая карта минных полей. — Он чуть помолчал, договорил негромко: — Это главная база американских подводных лодок на всем восточном побережье. Думаю, почти все моряки с «Меч-рыбы» и жили там или где-нибудь поблизости. Так же, как я.
— Вы там-жили?
Он кивнул.
— И там теперь все так же, как в других местах?
— Похоже на то, — с трудом выговорил он. — В их отчете мало что сказано, только об уровне радиоактивности. С этим очень скверно. «Меч-рыба» подошла к самой базе, к своему причалу, откуда уходила в плаванье. Надо думать, странно было вот так возвратиться в родные места, но в отчете про это не говорится. Наверно, большинству офицеров и рядовых до дома было рукой подать. Но, конечно, ничего они не могли сделать. Просто постояли там немного и пошли дальше, как полагалось по приказу. В отчете капитан упоминает, они отслужили на лодке что-то вроде заупокойной службы. Наверно, было очень тяжко.
А розовый теплый закат по-прежнему озарял мир красотой.
— Как они только решились туда войти, — тихо промолвила Мойра.
— Я тоже сперва удивлялся. Пожалуй, сам я прошел бы мимо. Хотя… право, не знаю. Теперь вот думаю — да, конечно, им надо было туда зайти. Ведь только для нью-йоркской гавани у них была новейшая карта минных полей… нет, для Делавэрской бухты тоже. Вот только в эти два порта им не опасно было войти. Они точно знали, где там минные поля, как же не воспользоваться таким преимуществом.
Мойра кивнула.
— И там был ваш дом?
— Не в самом Новом Лондоне, — тихо ответил Дуайт. — База находится по другую сторону Темзы, на восточном берегу. А мой дом дальше, примерно в пятнадцати милях от устья реки. Там небольшой городок, называется Уэст Мистик.
— Не говорите об этом, если вам не хочется, — попросила Мойра.
Он вскинул на нее глаза.
— Я не прочь об этом говорить, по крайнем мере с некоторыми людьми. Только не хотелось бы вам наскучить. — Он мягко улыбнулся. — Или расплакаться при виде малого ребенка.
Мойра невольно покраснела.
— Когда вы позволили мне переодеться в вашей каюте, я видела фотографии. На них ваша семья?
Он кивнул.
— Это моя жена и наши детишки, — сказал он не без гордости. — Жену зовут Шейрон. Дуайт уже учится в начальной школе, а Элен пойдет в школу осенью. Сейчас она ходит в детский садик, это на нашей улице, совсем рядом.
Мойра уже знала, что жена и дети для него — живая достоверная действительность, несравнимо достоверней и подлинней, чем полураспад вещества, начавшийся на другом краю земли и навязанный ему после войны. В то, что северное полушарие стало безлюдной пустыней, ему так же не верится, как и ей, Мойре. Как и она, он не видел причиненных войной разрушений; думая о жене, детях, о доме, он только и может их себе представить такими, с какими расстался. Ему не хватает воображения, и в Австралии это служит ему надежной опорой, отсюда его спокойствие и довольство.
Она знала, что ступает на зыбкую, опаснейшую почву. Хотелось быть доброй с ним, и надо ж было что-то сказать. И она робко спросила:
— А кем Дуайт хочет стать, когда вырастет?
— Я хотел бы, чтобы он поступил в Академию, — был ответ. — В Морскую Академию. Пошел бы во флот, как я. Самая подходящая жизнь для мальчика, ничего лучше я не знаю. Вот сумеет ли он получить офицерское звание, другой вопрос. Он пока не очень силен в математике, но судить еще рано. Да, я буду рад, если он пойдет в Академию. По-моему, он и сам этого хочет.
— Он любит море?
Тауэрс кивнул.
— Мы живем на самом берегу. И сын все лето не вылезает из воды, плавает, управляет подвесным мотором. — Он чуть помолчал. — Они загорают прямо дочерна. Похоже, все детишки одинаковы. По-моему, хоть мы столько же времени проводим на солнце, к ним загар пристает больше.
— Дети и тут все очень загорелые, — заметила Мойра. — А вы еще не учили его ходить под парусом?
— Пока нет. Когда в ближайший отпуск поеду домой, куплю парусную лодку.
Он поднялся с перил, на которых они сидели, и постоял минуту, глядя на пылающий закат.
— Думаю, это будет в сентябре, — сказал он негромко. — У нас в Мистике поздновато в эту пору выходить под парусом.
Мойра промолчала, непонятно, что тут скажешь. Дуайт обернулся к ней.
— Наверно, вы думаете, что я спятил, — не сразу выговорил он. — Но так я это понимаю и, похоже, не сумею думать по-другому. Во всяком случае, я не плачу при виде маленьких детей.
Мойра встала и пошла с ним по причалу.