Крысолов
Шрифт:
– Новости зависят от моего сальдо в банке «Хоттингер и Ги», – заметил я, вытащив из сумки конверт, но не выпуская его из рук.
– Он пополнился на десять тысяч. Но больше ни цента не получишь! Никаких там штрафных выплат! После сыгранной с нами шуточки… – Он бросил взгляд на мормоныша, осекся и лишь басовито хохотнул. Затем добавил, покосившись на конверт: – Этот материал мы сначала проверим, и только потом будет сделана выплата. Пятьдесят, как договаривались.
– Как договаривались – сто.
– Сто, так сто, – с подозрительной легкостью согласился Бартон, подмигнув одним глазом мне, а другим – мормонышу. – Я – парень сговорчивый, как большинство
– Потому тебя и прислали? Такого сговорчивого чернокожего?
Зулус усмехнулся, не переставая жевать.
– Не только. Сейчас мы уже подружились, и я могу сознаться, что человеку моей расы проще вступить с тобой в контакт и завоевать доверие. Вы, русские, уникальный народ: вы питаете необоримую склонность к черным и к другим цветным или цветным отчасти, – тут он опять ухмыльнулся во всю свою шоколадную физиономию. – К арабам, латиносам и желтокожим, ко всем косоглазым и губастым, не исключая папуасов… Многие из них давным-давно живут получше вас, но вы в своем нелепом высокомерии считаете их обиженными и угнетенными, несчастными и бедными, как церковные крысы. Вы готовы сочувствовать им и снять, как говорится, последнюю рубашку вместе с кожей, чтобы…
– Устаревшая информация, – перебил я. – Это все в прошлом, Дик. У нас уже ни рубах, ни кожи не осталось, и теперь мы черных не любим. А также арабов, китайцев и лиц кавказской национальности. Вот если б ты в самом деле был папуасом или краснокожим из племени могикан…
Зулус с мормонышем переглянулись.
– Стоит учесть, – пробормотал Джек-Джон-Джим. Это были первые сказанные им слова, и я отметил, что голос мормоныша звучит хрипловато. Он расположился на месте водителя, вполоборота ко мне, и вроде бы не собирался включать мотор.
– Мы куда-нибудь едем?
– А зачем? – Огромные руки зулуса потянулись к конверту. Дискетка выпала на сиденье, он бережно подобрал ее, сунул в кейс и принялся перелистывать бумаги, приговаривая: – Зачем нам куда-то ехать? Место здесь тихое, спокойное… посидим, поговорим… А заодно почитаем…
– Все будешь читать или как? – Пачка листов выглядела солидно, ибо я постарался на славу. Кое-где документ был украшен графиками и даже формулами, а в иных местах попадались таблицы. По личному опыту мне было известно, что наукообразие внушает доверие, но с этим делом – с наукой то есть – нельзя переборщить. Графиков, формул и таблиц должно быть столько, чтобы клиент поверил и пустил слюну, и в то же время, чтоб у него создалось впечатление, будто текст ему вполне понятен и доступен. Тонкая механика, но после Промата я владел ею в совершенстве.
– Все читать не буду, – бормотал меж тем зулус, – тут вон сколько понаписано… Прогляжу… – Листы шелестели в его толстых пальцах. – Внушительный документ! Но все, мне кажется, по делу… да, по делу… формулы, описание промышленной установки… таблицы, чертежи… Где взял?
– Осталось в наследство от соседа. Прятал у меня на даче. Дискету, разумеется, не распечатку.
– И ты нашел? А другие найти не смогли?
– Места надо знать, – солидно произнес я. – Поместье – не городская квартира, все сосны там не выкорчуешь.
Бартон, одобрительно кивнув, сунул бумаги в кейс.
– Это была здравая идея – выйти на связь с тобой. Все же ты его друг-приятель… Кому знать, как не тебе? В лаборатории он ничего не оставил, дома – тоже, а также и в офисе, где пациентов принимал… Мы всюду проверяли. – Он выплюнул жвачку в ладонь, поглядел на нее в задумчивости и выбросил в окно. – А
– Не исключается. Но можно было б и поискать… конечно, за отдельную плату. – Я ненавязчиво продемонстрировал свою материальную заинтересованность. Мой образ алчного жука нуждался в постоянной подпитке, точно так же, как лунные розы – в своих горшочках.
– Хм… А сколько возьмешь?
– Много. Но не деньгами – гражданством.
Зулус с мормонышем опять переглянулись, потом Бартон медленно протянул:
– Вот как… Гражданство желаешь получить… А грин-карта тебя не устроит?
– А какие с гражданством проблемы? Для ЦРУ это раз чихнуть. Или я ошибаюсь? Мне кажется, в вашем-то ведомстве…
Бартон вскинул растопыренную пятерню, будто затыкая мне рот, будто я, нарушив какий-то неведомый кодекс, произнес запретные слова. Но губы его кривились в усмешке.
– При чем здесь ЦРУ, мой бледнокожий друг? Разве я говорил, что мы из ЦРУ? Это все твои фантазии… это ты меня расспрашивал, какие там бывают агенты, полномочные или не слишком. А я всего лишь подтвердил, что тоже агент, и тоже полномочный… Но о ЦРУ не было ни слова. Ни полслова! Или я ошибаюсь?
Он передразнивал меня. Он явно забавлялся, а я сидел в ошеломлении, как Буратино, которого Кот Базилио с Лисой Алисой нажгли на акциях «Хопра». Или «МММ», или ГКО, или «Гермес-Финанса», что было, в общем-то, без разницы. Голубая рамочка команды бетян, мерцавшая на моей воображаемой схеме, стремительно истончалась, исчезала, а за ней проглядывало что-то смутное, непонятное, неясное и потому угрожающее. Может, террористы из «Алого джихада», может, «черные пантеры» или пришельцы из космоса. Марсиане в мормоно-зулусских скафандрах…
Заметив мою растерянность, Бартон обидно захохотал и хлопнул меня по колену:
– Вот так-то, приятель! Думаешь, только ты умеешь голову морочить? Ну, ничего, урок тебе на пользу… – Он принял серьезный вид и, наставив мне в переносицу толстый палец, заговорил внушительным гулким басом: – Значит, так, Гудмен, вот тебе новые инструкции: разыщешь этого Костлевски, уговоришь сотрудничать, тогда и потолкуем о гражданстве. В принципе это для нас несложно, хоть мы не ЦРУ. Мы, Гудмен, мой белокожий брат, из тех астральных сфер, откуда на ЦРУ падает манна небесная… Понятно? – Его палец пошел вверх, едва не продырявив крышу салона. – Что до твоих материалов, то мы их посмотрим и, если все в порядке, перечислим гонорар. А если не в порядке, если опять шуточки шутишь, с тобой разберется Джек. Ведь разберешься, Джек, не так ли?.. – Бартон подмигнул мормонышу и снова наставил мне в лоб указательный палец. – Гудмен, малыш, имей в виду, что он на тебя обижен. Сильно обижен! А он у нас великий мастер по части разных катастроф… Хочешь с моста в реку – пожалуйста! Хочешь в ванне или в окно – никаких проблем! Хочешь пилой – будет тебе пила. А хочешь, чтобы твоя подружка под поезд в метро угодила – тоже сделает. Сделает, не сомневайся!
Вот это был уже перебор. Это было уже слишком! Подумаешь, ванны, пилы, топоры, окна, крыши и мосты!.. Чего не случается меж джентльменами… Как сказал бы Мартьяныч, все уйдем помалу-понемногу в ту страну, где тишь и благодать… Но при чем тут, простите, леди? Тем более – моя?!
Почувствовав, как в висках ударила кровь, как что-то холодное, скользкое зашевелилось в желудке, я скрипнул зубами, оттянул рукав свитера и медленно, напирая на каждое слово, произнес:
– А пятаки к пяткам твой Джек умеет ставить? Каленые пятаки? Вот такие?