Крысоловка
Шрифт:
Потом попыталась выдавить из себя свое имя. Через силу, заикаясь, но все-таки выговорила:
– Иннгрид…
Жарко, сопли. Тело опять раззуделось. Чесалось всюду: голова, под мышками, в паху.
– Ингрид… ингридингрид…
Не думать о проклятых башмаках. Забыть. Но память не унималась. Вот они с Титусом гуляют. Навстречу группка юнцов. Среди них девочки, его дочери.
Гля, вот лохушка. А шнурки-то!
Вполголоса. Так, чтобы Титус не слышал.
Но не она. Так задумано.
Он
Господи… мобильник!
Но телефон у Розы, отобрала.
И неодолимая внутренняя убежденность: именно сейчас Титус набирает номер ее мобильного телефона.
А когда услышишь чужой голос, все и выяснится. И если не сможешь со мной связаться… то поймешь, что поздно… слишком поздно… но ведь ты знаешь, что мы любим друг друга и что мы должны быть вместе… пока смерть не разлучит нас… а если ты умрешь, то я тоже…
Как же она будет жить, если Титуса не станет? Он для нее всё.
Откинулась на спину, зарыдала в голос, завыла.
Слезы стекали по щекам, кушам, по шее.
Пока не иссякли.
Пока не затихла, не погрузилась в беспамятство.
И на грани сна и яви она увидела Титуса; он поднимался по широкой золотой лестнице, обернутый в ткань, совсем как Иисус в детской Библии, которую она любила рассматривать в воскресной школе. Ингрид кричала его имя, ползла за ним, оскальзываясь, будто на льду.
Подожди, это я, подожди, почему ты меня не видишь?..
Но он не оглянулся, продолжал восхождение, волосы развевались по ветру, длинные, вьющиеся, сияющие каштановые волосы; одеяние его трепетало, надувалось парусом.
Лестница оканчивалась массивной дверью с железными запорами.
И раздалось пение, и открыл он врата жемчужные [21] .
Ингрид вновь была ребенком, вновь очутилась в приходском классе. Сидела на скамье, серой, отполированной многими поколениями – с начала времен. На узкой полке перед скамьей лежала книга псалмов, толстая, не ухватишь.
21
Из стихотворения шведского поэта Фредрика Арвида Блума «Подобно божественному источнику».
И вдруг псалмовник пополз. Они видели, как двигается книга, – они с мамой. Мамин рот вдруг обратился в клюв, глаза распахнулись, глубокие, как кратеры. Книга все ползла и ползла. Летит вниз. Стук – и полная тишина.
Голод, какой жгучий голод. Но стоило приоткрыть дырку в упаковке с кашей, как вернулась дурнота. Она долго пыталась пропихнуть в себя пищу, крошечными порциями, она должна есть, чтобы жить… Но ничего не получалось. Рвота безудержно поднималась вверх. В ярости Ингрид швырнула упаковку в темноту.
Хотелось яблок и сидра. В бутылке еще есть вода. Чуть пролилось на кровать, но еще есть. Она должна пить. Села в темноте, вскрикнула от боли. Совсем забыла про руку. Провела пальцами по столешнице, нащупала бутылку, сжала. Заткнув пальцем, болтнула бутылкой, проверяя, много ли осталось. Мало. Ладно. Набрать в рот воды, смыть мерзкий привкус.
Сидя, сделала несколько глотков. Внезапно с пола донесся звук. Фырканье.
– Не-е-ет… – простонала она.
На миг тишина.
Затем звук возобновился.
Здесь кто-то есть. Чавкает в темноте. Ест.
Бутылка выскользнула из рук.
Ингрид слышала удар об пол и бульканье, с которым вытекали последние капли.
Роза
Машинально, бездумно прошла в дом. Прямиком направилась к дивану, взяла рукопись, продолжила чтение.
Забудь обо всем остальном, просто читай, читай, читай!
Пятнадцать страниц. Четыре ошибки. Один абзац вообще какая-то нелепица. Будто что-то пропущено. Пометила на полях напротив фразы: «Метафоры подобны тебе, бежавшему греха».
Как это понимать? Эксперименты нобелевского лауреата? Пробежалась пальцем по стопке рукописи. Почувствовала, как подступает паника. Загнанная. Ее загнали в угол.
Пожалуй, пора позвонить Оскару Свендсену! Совсем забыла. Который час? Половина девятого? Значит, еще не поздно позвонить, застанет дома. Хотя ей не хотелось оказаться вовлеченной в частную жизнь Оскара Свендсена. Но никуда не деться.
Набрала домашний номер редактора. Через несколько сигналов, когда уже собралась было положить трубку, ответила женщина, отрывисто и сердито:
– Фабиола.
– Простите?
– Фабиола. Фабиола Свендсен.
– Ага. – Чуть не вылетело из головы, зачем звонит. Неужто жену его зовут Фабиола? Вот имечко. – Извините, я хотела…
В трубке послышались детские крики. Пронзительные, визгливые голоса. Близняшки.
– Мама, он сломал мой «лего»… Мама! Ну скажи ему!
Удар и рев. Пронзительный крик. Розе пришлось отвести трубку от уха. Услышала, как женщина отчитывает детей.
– Алло?
– Да, кто это? Что вам угодно?
– Здравствуйте, меня зовут Роза Бруи. Я корректор, работаю для «Карлбакса». Хотелось бы переговорить с Оскаром по одному вопросу. Я бы не стала звонить домой, если бы не… – Еще один детский вопль заставил ее умолкнуть.
– Его нет дома, – сердито ответила женщина.
– Н-нет дома?
– Какой-то праздник, отмечает в компании издателей. То ли презентация, то ли еще что-то. В общем, дома его нет.
– Вы не знаете, когда он вернется?
Женщина рассмеялась. Затем, похоже, ухватила кого-то из детей. Роза услышала плач и стук.