Крысы в городе
Шрифт:
Рыжов сразу обратил внимание, что Копченов впервые за многие годы назвал его не гражданином начальником, а по имени и отчеству. Это кое-что значило. Разговор приходилось вести в новом стиле.
— Сергей Фомич, не закипай, на газ тебя не ставили. Заметь, я пришел и назвал тебя не Копченым, не гражданином Копче-новьш, а Сергеем Фомичом. Не ценишь?
Копченов вдруг улыбнулся, открыв рот, в котором два верхних передних зуба сверкали золотыми коронками.
— Уел. Но не гордись. Даже как
— Сергей Фомич! Чтобы ты почувствовал себя настоящим гражданином, тебя, оказывается, еще коптить да коптить! Ты мне предложи чаю, кусочек сахару. Посидим. Мы же с тобой на фронте борьбы с преступностью не первый год рядом…
Копченов глубоко и тяжко вздохнул.
— Фронт-то ты всегда против меня держал. Чего хочешь, Рыжов?
— Я к тебе как к эксперту. Улавливаешь?
— Это значит, ты меня попросишь кого-то заложить. Верно? Но я тебе не помощник. С преступным миром у меня связи обрублены. Так! — Копченов соответственно махнул рукой. — И нет никаких связей.
— Сергей Фомич! Не лепи горбатого. Я тебя за бажбана не держу, но и ты меня не записывай в лохи. Такие авторитеты, как ты, на пенсию не выходят.
— Да, но они и на пенсии не становятся стукачами. Я ведь знаю, что тебе надо. Ты про кого-то спросишь, я скажу. Потом его за мокрый зад и в мешок. Так? Кем в таком случае станет честный гражданин новой России Сергей Копченов?
— Сперва выслушай. На живца с твоей помощью я никого ловить не буду. У меня на руках труп. Надо его опознать.
Копченов оживился. На лице прочитывалась заинтересованность.
— Из деловых?
— Это я и хочу выяснить.
Копченов задумался. Погладил лысину, посмотрел на потолок.
— Вот что, давай фотку. Мертвого увижу — укажу, на живого — нет.
Рыжов открыл папочку, вынул фотографию и подал собеседнику.
На снимке был изображен торс без головы с одной рукой и одной ногой. На спине, на изрядно подгоревшей коже, виднелся шрам-келлоид, жгутом протянувшийся от левой лопатки до поясницы.
— Кто его так? — спросил Копченов.
— Ты о чем? О шраме? Или…
— Я об или, потому как о шраме все знаю сам. Это работа Кузи Винта. Он горячей кочергой оттяжку дал…
— Выходит, знаешь кому?
— Знал, Рыжов. Это был собственной персоной господин Рубец. Тебе о нем по штату знать положено. Он из ментов на волю ушел…
Итак, убит Константин Бабич, милиционер, вставший на преступный путь, отсидевший три года, потом исчезнувший из поля зрения. Значит, именно он был нанимателем Жердяя — Баринова на странную роль подставки в какой-то сложной комбинации. Незадорого, выходит, тебя купили, Рубец, незадорого. Прав Артем: в этом деле надо искать главного…
В это же время Катрич
На звонок дверь открыла невысокая худенькая женщина с седой, аккуратно уложенной прической. Она придирчиво прочитала документ, предъявленный Катричем, и предложила:
— Входите.
Он вошел в чистенькую однокомнатную квартиру, вымытую, ухоженную, или, как иногда говорят, «вылизанную». На небольшом коврике, сшитом из цветных шерстяных лоскутов, снял ботинки, не рискуя шагнуть дальше в обуви.
— Что вы, что вы, — почти испуганно воскликнула хозяйка.
— У вас так чисто, — признался он смущенно, — хоть на руках иди.
Польщенная похвалой хозяйка приветливо улыбнулась.
— Проходите прямо в комнату. Я сейчас вскипячу чай. Это не долго, он у меня еще теплый.
— Пожалуйста, не надо, — почти испуганно возразил Кат-рич. Гонять чаи, когда времени в обрез, а работы непочатый край, ему не очень хотелось.
— Нет уж, — сурово возразила Таисия Михайловна. — Все вопросы вы зададите за чаем. — Она понимающе посмотрела ему прямо в глаза. — Не пугайтесь, я вас не заболтаю. Будет так: вопрос — ответ. Но за столом.
Пришлось смириться.
Действительно, ждать пришлось совсем недолго. Чай, вазочки с белыми сухариками и вареньем появились на столе в один миг, и хозяйка села напротив Катрича.
— Признаться, я ждала, когда вы ко мне заглянете.
— Что так?
— Соседей опрашивали, все возбуждены, никто ничего не знает, не видел, а мне есть что сказать.
— Вы что-то видели? Расскажите, не бойтесь. Таисия Михайловна посмотрела на Катрича, как ему показалось, с жалостью.
— А чего мне бояться, сынок? Я свое отбоялась. Когда была медсестрой на Днепре, потом в Берлине. Что меня теперь может испугать, если даже своей смерти жду без испуга?
Катрич не дал хозяйке продолжить тему.
— Понял вас, Таисия Михайловна. Так что же вы видели?
— Ну, если ждете какие-нибудь ужасы, ничего такого не было. Просто, на мой старушеский взгляд, кое-что кажется сейчас подозрительным.
Она снова проницательно взглянула на Катрича. Тот промолчал. Она продолжала:
— В тот вечер… Да вы пейте, пейте чай… Мы с Варварой Андреевной, соседкой со второго этажа, сидели во дворе на своем обычном месте. Дышали воздухом, называется. У нас, знаете, окна выходят на запад и к вечеру в квартире становится душновато. Да вы пейте, пейте…