Крюк
Шрифт:
Питер безуспешно пытался покончить с этим разговором. Что-то неприятное будоражило его, то, что было как бы за пределами его памяти. Он боролся с этим, не будучи уверен, что ему надо делать: будить эти воспоминания или же, наоборот, отмахнуться от них.
— Я была уже пожилой женщиной, когда ты вернулся в последний раз. И я, почти бабушка Уэнди, завернула тебя в одеяло и положила спать в детской комнате вместе со своей тринадцатилетней внучкой. Твоей Мойрой. И когда ты увидел ее, вот тогда-то ты и решил больше не возвращаться в Страну Никогда.
Питер широко раскрыл глаза.
— Что? Куда возвращаться?
— В Страну Никогда, Питер.
Питер затряс головой, вымученно улыбаясь, и сказал:
— Мне нужна Мойра. Мойра! — позвал он громко.
Бабушка Уэнди наклонилась к нему совсем близко, так, что ее лицо оказалось буквально в нескольких дюймах от лица Питера.
— Питер, я старалась рассказать тебе это много раз. Но ты сам видишь, что все забыл. Ты думаешь, что я глупая старуха, у которой на старости лет крыша поехала. Но теперь ты должен это узнать.
Она взяла книгу и вложила ему в руки.
— Эти истории — не выдумка. Я клянусь тебе. Я клянусь всем, чем я дорожу в этой жизни. И теперь ОН вернулся, чтобы отомстить. Он знает, что ты пойдешь за Джеком и Мэгги хоть на край света, хоть за край, хоть на небеса. Ты должен найти способ сделать это! Только ты можешь спасти своих детей. Никто, кроме тебя. Ты и только ты. И затем отыскать дорогу назад. Ты должен заставить себя вспомнить все. Питер, неужели ты не понимаешь, кто ты?
Она отпустила его и взяла у него из рук книгу. Нетерпеливо пролистала ее и остановилась, ткнув пальцем в страницу.
Питер Бэннинг посмотрел туда. Книга была раскрыта на том месте, где нарисованный Питер Пэн с широко расставленными ногами стоял, упершись руками в бока, с запрокинутой вверх головой и готов был вот-вот закукарекать.
Уэнди смотрела на него и изучала его глаза в надежде увидеть в них понимание. Но тщетно.
Тинк
Мойра вернулась в комнату с чашкой чая для Уэнди, а Питер тут же поднялся и вышел. Он пробормотал, что хочет еще раз осмотреть дом, и поторопился покинуть комнату, едва кинув взгляд на обеих женщин. Он и сам был удивлен неотложностью этого вдруг возникшего желания. Он чувствовал, что задыхается. Что-то душило его. Он торопливым шагом направлялся в холл, из света в темноту, и единственное, что он мог сделать, — это не переходить на бег.
Все с ума посходили что ли?
Да, скверно, что его детей похитили — а он был уже убежден, что имел дело именно с похищением. Правда, история про Питера Пэна все же не давала ему покоя. Но была еще бабушка Уэнди, свято верившая во всю эту чертовщину и пытавшаяся действовать в рамках семейной истории и чудесных сказок. Это уже было слишком. За последние несколько лет психическое здоровье Уэнди пошатнулось гораздо больше, чем он предполагал. Или, может быть, это было просто результатом случившегося?
Питер замедлил свой бег и схватился за голову, запустив пальцы в волосы, а потом закрыл ладонью глаза. Он прислонился спиной к стене, держась за нее так, как будто боялся упасть, и затих.
Что же все-таки произошло? — спрашивал он себя. — И кто ответит за это? Должно быть, это кто-то из его врагов, кто хорошо знает и ненавидит его. Иначе записка была бы адресована Мойре, или мистеру и миссис Бэннинг одновременно, или что-нибудь еще в этом роде, только не Питеру лично. Лицо его искривилось в гримасе. Шутка. Джеймс Хук — Питеру. От бессилия и отчаяния он стукнул кулаком по своей ладони. Это мог быть какой-нибудь конкурент, который изнывал от зависти, что Питер подписал контракт. Похитив детей, он мог попытаться заставить Питера отступиться от этого.
Питер дрожал. Так что же ему теперь делать? И что он может предпринять в данной ситуации?
Он оторвался от стены и пошел дальше, совершенно вымотанный умственно и физически, абсолютно выбитый из колеи всем случившимся. Где-то по пути он порвал свой смокинг. Жилет и рубашка на нем были расстегнуты. Он осознавал, что выглядит эдакой развалиной. Ему следовало бы немного поспать. Надо бы вернуться к Мойре и бабушке Уэнди и сказать им, что все образуется.
Жаль только, что сам он не верил в это.
Он зажмурил глаза. Джек и Мэгги — разве он мог простить это себе когда-нибудь?
Неожиданно он оказался у двери в детскую. Он минуту постоял, глядя на нее и на выбоину, которая тянулась через всю стену, на след от кинжала в панели, к которой была прибита эта приводившая его в бешенство записка. Он дотронулся рукой до этих отметин, как бы желая открыть правду, таившуюся в них.
Затем он толкнул дверь и вошел внутрь.
Комната была такой же, какой он обнаружил ее и до того: темной, пустой и холодной. Окна опять были закрыты, лошадка-качалка уже стояла как положено, кровати и покрывала на них были в порядке. Снова горели ночники, и их ровный, постоянный свет опять отбрасывал повсюду тени. Только книги и игрушки все еще были разбросаны. А детские вещи оставались сложенными около бюро.
Он еще раз окинул комнату взглядом и подошел к окну. Отодвинул задвижку и открыл его навстречу ночи, чувствуя холодок на своем лице и наблюдая, как двигаются рюши на шторах. Он взглянул на небо. Облака теперь поредели, и вновь высыпали звезды.
Питер вдруг поймал себя на мысли, сколько возможностей побыть с Джеком и Мэгги он упустил. Они исчезли, как вода сквозь пальцы. Он все время обещал детям поиграть с ними и потом не выполнял своих обещаний. Бейсбольный матч Джека — он опоздал, не так ли? Школьная постановка, в которой играла Мэгги, — он пришел, но сколько внимания уделил ей? А сколько раз они хотели пошуметь вместе — и разве не был он всегда слишком занят?
Если бы у меня была еще хоть одна возможность, думал он печально, если бы мне только вернуть их снова…
На глаза ему навернулись слезы. Он старался справиться с ними, но потом оставил эти тщетные попытки и разрыдался, поникнув головой, сотрясаясь всем телом и до боли сжимая оконную раму.
Спустя некоторое время край занавески, словно паутинка, коснулся его лица. Он раздраженно отдернул ее, смахнул слезы и поднял голову, еще раз взглянув на ночное небо. Именно в этот момент он заметил свет. Свет был ярким и, мерцая, лился с небес на землю. Метеор, подумал он. И вдруг осознал, что тот летит прямо на него. Он смотрел и не верил своим глазам. Это необыкновенное зрелище заставило его попятиться назад. Падающая звезда выглядела уже, как комета, оторвавшаяся от Млечного Пути, с раскаленным добела ядром и огненно-ярким хвостом. Она продолжала приближаться, только теперь все быстрее и быстрее — молниеноснее, чем мысль. У Питера глаза вылезли на лоб.