Ксеноцид
Шрифт:
— Насколько нам известно, — повторил Эндер.
— Насколько нам известно, мы и сами, возможно, десколада, — закончил Садовник.
Ну да, подумал Эндер. Они знают об этой проблеме, хотя все мы пока что решили о ней не упоминать.
— Ты разговаривал с Кварой? — гневно спросила Эля.
— Я каждый день с ней разговариваю. Только что она имеет с этим общего?
— У нее была точно та же самая идея. Что разум pequeninos может быть результатом воздействия десколады.
— Неужто вы считаете, будто после всех ваших разговорах о разуме десколады подобный
Эндер тут же начал протестовать:
— Мы не считаем ваши мозги…
— Неужели? — с издевкой спросил у него Садовник. — Тогда почему вы предполагаете, будто мы можем подумать о такой возможности лишь после того, когда об этом нам скажет человек?
На это Эндер ответа найти не мог. Он должен был признать, что в каком-то смысле считает pequeninos детьми. И пытается защищать их. Скрывать от них всяческие неприятности. Ему не пришло в голову, что они и сами прекрасно могут открыть самые ужасные кошмары.
— Предподожим, что наш разум является продуктом десколады, и вы откроете способ уничтожения вируса. Кем тогда мы станем? — Садовник оглядел всех с выражением горького триумфа. — Всего лишь древесными крысами.
— Ты уже второй раз используешь это определение, — заметил Эндер. — Что такое древесные крысы?
— Как раз это они кричали. Некоторые из людей, убивших материнское дерево.
— Такого животного не существует, — вмешалась Валентина.
— Знаю, — согласился с ней Садовник. — Мне объяснил Грего. «Древесная крыса» это сленговое название белок. Он даже показал мне голо белки на своем компьютере в тюрьме.
— Ты посетил Грего? — Эля явно была поражена.
— Я должен был спросить, почему нас пытались убить, а потом пытались спасать.
— Вот именно! — с триумфом воскликнула Валентина. — Ведь ты же не скажешь, будто то, что сделали той ночью Грего и Миро, удержав толпу перед сожжением Корнероя и Человека… ведь не скажешь, будто они сделали это, выполняя приказ генетических властей!
— А я и неговорил, что действия людей не имеют смысла. Это ты пыталась утешить меня такой теорией. Мы знаем, что у людей имеются свои герои. Одни лишь мы, pequeninos, являемся орудием гейялогического вируса.
— Неправда! — воспротивился Эндер. — Ведь и среди pequeninos есть свои герои. Например, Корнерой и Человек.
— Герои? Они действовали, чтобы добыть то, чего достигли: положение отцовских деревьев. Это их стремление к воспроизводству. Героями они могли быть для людей, которые умирают только один раз. Но та смерть, которая встретила их, по сути своей была рождением. А вовсе не пожертвованием.
— В таком случае, весь ваш лес — героический, — не сдавалась Эля. — Вы освободились от давних стереотипов. Вы заключили с нами договор, который потребовал изменить многие, давно уже укоренившиеся привычки и обычаи.
— Мы хотели знаний, машин и человеческой силы. Что героического в договоре, который требовал лишь того, чтобы мы перестали вас убивать? Взамен же вы дали нам тысячелетний скачок в техническом развитии.
— Ты что, не желаешь слушать никаких позитивных аргументов? — заметила Валентина.
Садовник же продолжил свою речь, не обратив на нее никакого внимания:
— Единственными героями во всей нашей истории были Пипо и Либо: люди, которые повели себя храбро, хотя и знали, что погибнут. Это они освободились от собственного генетического наследия. А кто из… из поросят… совершил это сознательно?
Эндеру было очень больно, когда Садовник использовал слово «поросята» для себя и своего народа. За последние годы это слово утратило оттенок симпатии и дружбы, который имело ранее, когда Эндер только прибыл сюда. Теперь им часто пользовались для оскорбления. Работающие с ним люди использовали наименование «pequenino». Неужто Садовник возненавидел себя после того, что узнал сегодня?
— Братские деревья отдают собственную жизнь, — подсказала Эля.
— Братские деревья живы не в том плане, как отцовские, — презрительно отрезал Садовник. — Они не умеют разговаривать. Только слушают. Мы приказываем, что им делать, а у них нет выбора. Всего лишь орудия, а не герои.
— Все можно перечеркнуть соответствующей интерпретацией, — сказала Валентина. — Так можно отрицать любую жертвенность, утверждая, будто жертва столь гордилась собой, что это никакая не жертвенность, а только доказательство эгоизма.
Вдруг Садовник спрыгнул со стула. Эндер ожидал повторения предыдущего поведения, но на сей раз pequenino не стал бегать кругами по комнате. Он подошел к Эле и положил руки ей на колени.
— Я знаю способ, чтобы стать настоящим героем, — объявил он ей. — Я знаю, как можно противостоять десколаде, отбросить ее, сражаться, ненавидеть и помочь в ее уничтожении.
— Я тоже, — ответила на это Эля.
— Эксперимент, — прибавил Садовник.
Она кивнула.
— Чтобы проверить, на самом ли деле разум pequenino концентрируется в десколаде, а не в мозге.
— Я это сделаю.
— Я не могу просить тебя об этом.
— Знаю, что не попросишь. Я требую этого для себя.
Эндер с изумлением понял, что каким-то образом Эля с Садовником близки, как он с Валентиной. Они могут договориться без излишних слов. Он не представлял, что такое возможно между представителями различных рас. Хотя, а почему бы и нет? Тем более, что они работают над одной проблемой.
Вот только не сразу до него дошло, на что решились Эля с Садовником. Валентина, которая не была с ними столь долго, никак не могла догадаться.
— Что происходит? — спросила она. — О чем они говорят?
Ей ответила Эля:
— Садовник предлагает очистить одного pequenino от всех копий вируса десколады и поместить его в стерильном помещении, где бы он не смог вновь заразиться, и проверить, сохранит ли он разум.
— Но ведь это же ненаучные методы, — начала протестовать Валентина. — Тут имеется слишком много переменных. Я правильно выражаюсь? Мне казалось, что десколада участвует во всех этапах жизни pequeninos.