Кто бросит камень? Влюбиться в резидента
Шрифт:
— Да были мы уже в комитете комсомола в прошлом году, — нетерпеливо перебил Сергей. — А что толку? «Спасибо, если понадобитесь, мы вас найдем». Вот до сих пор ищут. А мы, между прочим, для мировой революции любое задание готовы выполнить.
— Ну, хорошо, хорошо, а я-то чем вам могу помочь?
— Так вы же там были… ну, в Испании. Подскажите, пожалуйста, к кому обратиться, кто действительно помочь может, — в голосе Михаила послышались нотки отчаяния.
— А с чего вы взяли, что я в Испании был?
— Так… все говорят. И про то, что орденом вас тоже за Испанию наградили, — на последней фразе Глебов «споткнулся»,
— Понятно, — «камарада Альварес» затянулся папиросой. «Провокация? Не похоже. Очень уж искренно себя ведут. А чего ты, собственно, испугался? Таких, как эти мальчишки, по стране миллионы, и каждый рвется в бой. Товарищи мои, чуть постарше этих, добровольно головы свои сложили под Валенсией и Теруэлем, Мадридом и Сарагосой. Жаль только, что там нужны профессионалы, а их у нас мало. А что до секретов, так просто весь народ играет в игру по правилам, установленным сверху. Я знаю, что он знает, что знают они обо мне. Ладно, вопрос в том, что им ответить, этим энтузиастам?»
Комбриг глубоко вздохнул:
— Хорошие вы ребята. Настоящие. Только давайте отложим этот разговор. Пока работайте, готовьтесь к будущим битвам.
— А что, Испании уже не нужны добровольцы?
— Ребята, там, в первую очередь, нужны те, кто знает военное дело.
— А я, между прочим, ворошиловский стрелок, а у Мишки разряд по боксу, — Серега явно заводился.
«Ну, настырный народ, совсем как я в молодости. Так что же им все-таки ответить? Что там воюет большое количество волонтеров-любителей, а нужны профессиональные военные? Что из-за предательской политики «нейтралитета», которую проводит Запад, количество современной немецкой и итальянской техники у Франко увеличивается, а с появлением новейших немецких самолетов республиканская авиация потеряла прежнее господство в воздухе? Что в рядах республиканцев так и не удалось устранить противоречия между многочисленными политическими группами, не говоря уже о двурушниках и предателях, окопавшихся в самых высоких правительственных кругах? Или рассказать про неожиданные отзывы наших советников на Родину с последующим исчезновением? Чем заслужили они недоверие собственного правительства?»
— Успокойся, Сергей, и послушай меня. Только пусть это останется нашей с вами тайной. Неважные там дела у республиканцев. Если так дело пойдет, одолеют их мятежники с помощью Запада и своих предателей.
— А мы-то почему сидим сложа руки?
— Помогаем, делаем все возможное. Но мы за тридевять земель, а немцы с итальянцами под боком. Вот и думает наше правительство, посылать ли вот таких, не нюхавших пороху, добровольцев, в самое пекло или сохранить для будущих битв. Испания — это ведь, ребята, репетиция перед большими событиями в мире. Так что готовьтесь.
Михаил открыл было рот, но комбриг властно произнес:
— Все, дискуссия закончена. Я сейчас на минутку отойду, а вы идите налейте всем, у меня тост есть.
Ласточкин ушел, оставив дверь полуоткрытой. И тут уже, выждав паузу, Сергей дал волю чувствам, разразившись длинной тирадой:
— Нормально, да? Я вообще не понимаю, о чем он нам тут толковал? Я только что в газете читал, что республиканцы под Теруэлем начали наступление, бьют франкистов. Крейсер фашистский недавно потопили. А он — «неважные дела, давят фашисты наших».
Серега не знал, что торпеды, которыми был потоплен тот самый крейсер «Балеарес», были усовершенствованы советскими специалистами. Закупленные испанцами в конце двадцатых годов итальянские торпеды уклонялись от заданного направления или просто не взрывались. Поэтому в Картахене военными советниками из СССР была организована пристрелочная станция и проводилась их пристрелка. Вот таким «переработанным и дополненным изданием» и был потоплен крейсер мятежников.
— Ладно, Серега, остынь. Какой ему смысл врать, он там сам все видел, — Михаил взял друга за плечо и подтолкнул к двери.
— Да все они одинаковы, водят нас за нос.
— Сказал, остынь. Пошли в комнату.
Войдя в коридор, они нос к носу столкнулись с Зоей. Та сделала вид, что только подошла, а сама уже минуту как стояла у двери и слушала эмоциональные комментарии Сергея по поводу высказывания Ласточкина, спину которого она, выходя из комнаты, увидела в конце коридора. Девушка тут же недовольно попеняла ребятам на их чересчур длительный перекур.
Когда в комнату вошел комбриг, все чинно сидели перед наполненными рюмками. Он нарочито серьезно похвалил ребят за исполнительность, а потом, посерьезнев по-настоящему, предложил тост за своих друзей, павших при исполнении служебных обязанностей. Выпили не чокаясь. Выдержав паузу, комбриг взял в руки гитару.
«Снился мне сад, в подвенечном уборе, в этом саду мы с тобою вдвоем…» — приятным баритоном запел он, и Михаил внезапно почувствовал зависть к этому человеку. Весь вечер он подспудно сравнивал себя с ним, и это чувство росло в душе против его воли. Надо же, как повезло мужику, все при нем: и воевал, и большой командир, и орденоносец, и девки к нему липнут. И как поет… А вот он, Михаил, говоря словами популярной песенки, «танцует, как чурбан, поет, как барабан». С девчатами не очень смел, все как-то не складывается. Захотел в Испанию поехать добровольцем — и тут полный отлуп. Только и достоинств что высшее образование да в два раза моложе соседа. Глядишь, и на его долю достанется повоевать, может, и орден заслужит. А там и девчата к нему потянутся. Только вот слух, говорят, он или есть, или его нет. Так что тут дело труба.
«Взоры глубоки, уста молчаливы, милая, как я люблю…» — на этой фразе комбриг закончил петь и весело взглянул на девчат.
— Народ, есть предложение выпить за любовь! — Ласточкин попросил извинения у присутствующих мужчин, чокнулся с каждой из девушек и поцеловал в щечку. Выпив до дна рюмку, он еще раз поздравил всех с праздником, поблагодарил за гостеприимство и вышел из комнаты. В наступившей тишине послышался голос Зои:
— Гитару забыл.
Девушка схватила инструмент и выбежала в коридор.
Странно, но после ухода соседа праздничный энтузиазм присутствующих резко пошел на убыль. А может, сказывалась усталость, дело-то шло к полуночи. Предложение Сергея потанцевать поддержки не получило. Решили пить чай, и Анюта пошла на кухню ставить чайник. За ней в сопровождении Юрия отправилась Татьяна с горой тарелок. Михаил с Сергеем молчали, не глядя друг на друга. Каждый по-своему переживал осадок от разговора с Ласточкиным. Этой идеей они жили уже почти год, надеялись, ждали — и вот на тебе. Внезапно на душе стало пусто и нерадостно.