Кто бросит камень? Влюбиться в резидента
Шрифт:
Однако девушка высвободила руку, закрыла дверь и, сославшись на нехватку времени, осталась на месте:
— Ты сегодня не собираешься идти в музей? В музей Революции?
— В музей? — заоблачные романтические видения Михаила дальнейшего развития ситуации с грохотом шлепнулись на землю. — Не знаю, наверное, пойду. А что?
— И опять с книгой?
Глебов пожал плечами, холодея от неясного предчувствия.
— Я вот все путаю, — медленно произнесла Ольга. — В здании музея раньше размещалась городская Дума или… — она сделала паузу и пронзительно глянула в глаза Михаила. В
— Ошибаетесь, — от волнения он перешел на «вы». — Там был Немецкий клуб… извините, Английский клуб, — он сделал ударение на первом слоге.
— Ну вот и познакомились еще раз, — деловым тоном произнесла Ольга. — Слушайте внимательно, Леонид. Здесь, — она достала из сумочки пакет, — чистые документы. Если через час я не позвоню, немедленно покиньте квартиру и снимите другую, лучше в Подмосковье. Кроме того, там еще инструкции по связи. Вы все поняли?
Глебов нерешительно кивнул:
— А что стряслось-то?
— Об этом потом. Инструкцию по связи выучите и уничтожьте. Ясно?
Михаил снова кивнул, на этот раз более уверенно. Ольга неожиданно вздохнула, улыбнулась и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, провела рукой по его щеке, но тут же встряхнула головой и снова посерьезнела:
— Все. До встречи.
Прохоров, не торопясь, шел из магазина. Холодильника у него в квартире не было, и, с учетом установившейся теплой погоды, он каждый раз покупал продуктов на один день, максимум на два. Поднимаясь по лестнице, он с удовлетворением отметил, что дыхание оставалось ровным, а мышцы ног прямо-таки требовали увеличения нагрузки. В молодости он долго занимался бегом и даже имел когда-то спортивный разряд, но в последние годы из-за занятости на работе как-то отошел от этого дела. Стоя у входной двери, он прислушался к своему организму и с неудовольствием ощутил учащенное сердцебиение. «Все, возвращаюсь и начинаю снова тренироваться, а то так можно и совсем в тираж выйти», — решительно сказал он сам себе. Отыскивая в кармане ключ, он услышал в коридоре настойчивые трели телефонного звонка, и, похоже, желающих поднять трубку среди жильцов не находилось. Захлопнув дверь, он взял трубку и, к своему удивлению, услышал голос Климова:
— Николай Николаевич, мне сейчас доложили, что Львов бузит. Час назад ходил в магазин, крепко с похмелья. Купил еще водки, — волнение лейтенанта выдавали сбивчивая речь и учащенное дыхание. «Вот в чем разница между нами: у меня дыхание сбивается от лестничных ступенек, а у Никиты от реального дела», — успел подумать Прохоров.
— …Но, самое главное, он по дороге позвонил кому-то из автомата, просил срочно приехать, ему, мол, очень плохо. Я попытался найти Никитина, он дежурит, но недавно куда-то выехал. А за мной только-только машина вышла, пока до меня доберется. Выручай!
Сердце Прохорова обрадованно подпрыгнуло.
— Короче, что надо делать? — спросил он, зная заранее ответ Климова.
— Поезжай к нему немедленно, зайди и покарауль, пока я не подскочу. Если кто придет, задерживай, так что прихвати ствол.
«Короче, Никита, надо спасать игру», — яростно сам себе выдохнул старый опер.
— Ствол всегда при
Глава тридцать вторая
Чайник сипло свистнул, и струя пара вырвалась из его горделиво задранного носа. Сняв его с огня, Эдуард Петрович наполнил чашки чаем и поставил их на стол. Анюта, умытая и причесанная, не смогла скрыть удовлетворения предложенным напитком. Мужчина это заметил:
— Я вижу, к чаю вы относитесь более дружелюбно, чем к кофе.
— Что делать, — она смущенно пожала плечами, помешивая ложечкой в стакане. Стыд и неловкость, которые она ощутила, проснувшись в чужой постели, еще не покинули ее. Эдуард Петрович внимательно посмотрел ей в глаза, и Анюте показалось, что он, как музыкант с листа, прочитал ее душевное состояние.
— Анюта, вы вчера обмолвились, что находитесь сейчас в отпуске? — он сделал паузу, ожидая ответа.
— Да, в отпуске, еще дней десять, — последовал отрепетированный с чекистами ответ.
— Видите ли, я тоже в отпуске и хотел поехать на юг с приятелем. Но вот вас увидел и решил задержаться. Если через час мне не позвонят, значит, мой приятель уехал и увез мою курсовку в дом отдыха. Будет ждать меня там. Анюта, я вас прошу… поедемте со мной на юг, — выпалил он, наблюдая, как округляются глаза девушки.
— Как это на юг? А работа? — строго спросила она, ошарашенная неожиданным предложением.
— А мы как раз на недельку и выскочим. Ну, хотите, я перед вами на колени встану, — Эдуард Петрович опустился на колени.
— Не надо, что вы! Пожалуйста, не надо! — вырвалось у нее. — Ну… я же должна как-то хозяйку предупредить. Она же беспокоиться будет, шум поднимет. А вещи как? Мне же собраться надо.
— Слушай, зачем звонить? — подняв картинно руку, произнес он с кавказским акцентом. — Давай, как на Кавказе, — я тебя украду! А одежда и белье будут моим подарком прекраснейшей из женщин.
— Как же вы умеете уговаривать… ну, хорошо, только хозяйку я все-таки должна предупредить. Позвоню соседям, они ее предупредят. От вас позвонить можно? — свое решение она должна была согласовать с Климовым.
— Конечно, конечно, телефон в коридоре, прошу, — хозяин жестом предложил выйти в коридор, и сам пошел первым. Анюта взяла трубку и краем глаза заметила, как внутренне подобрался и насторожился ее кавалер. Однако на том конце провода никто не ответил. Она не знала, что пять минут назад Глебов тоже не смог дозвониться ни до Прохорова, ни до Климова…
Спортсмен-разрядник Прохоров не успел. Первой в комнате Львова появилась Ольга. Она нашла его, заросшего щетиной, в несвежей рубашке, приканчивающим очередную бутылку. Пустые бутылки стояли и валялись везде: на столе и на подоконнике, в кухне и под кушеткой. Сам хозяин, пьяно покачиваясь, сидел в кресле, потому что стоять уже не мог. Ольга была потрясена его откровенным признанием. Он что-то еще бубнил, а она лихорадочно пыталась решить для себя, оставлять его живым и затеять с милицией игру или ликвидировать и временно «залечь на дно». Для окончательного принятия решения она решила задать Борису еще несколько вопросов.