Кто бросит камень? Влюбиться в резидента
Шрифт:
За чаем с пирожками, которые по дороге прикупил Климов, они разговаривали про всякую всячину, когда постучавший в комнату сосед Прохорова пригласил того к телефону. Николай Николаевич тут же вернулся за Климовым, потому как звонили с Лубянки. Новость, которую он узнал, взбудоражила обоих. Беспалому позвонил начальник отделения милиции, через которое отрабатывалась легенда Глебова-Лещинского. Оказывается, сегодня утром в отделение заявилась молодая особа, представилась секретарем комсомольской организации и интересовалась комсомольцем Лещинским. Подробные приметы, названные капитаном милиции, не оставляли сомнения, что это была Ольга. Правда, Климов удивился, откуда у девушки точная информация по отделению
Покончив с пирожками, Климов встал и потянулся:
— Слушай, Николай Николаевич. Разреши мне у тебя немного поспать, с ног ведь валюсь. А в четыре часа разбуди, если нетрудно.
— Какой разговор, Никита? Ложись на кровать, а я тут на кушетке с тобой за компанию. Сейчас будильник заведу и на боковую. Слушай, а может, по сто грамм, чтобы спалось крепко? — Прохоров поднялся со стула.
— Да я бы с удовольствием, но надо народ инструктировать по вечерним делам. Если все нормально пройдет, я тебе вечером обязательно компанию составлю.
Обязательный Климов сдержал обещание. Прохоров открыл ему дверь с вопросом:
— Со щитом или на щите?
Никита Кузьмич вяло пожал плечами:
— В музее «по дуплям». Девчонка где-то гуляет с дедушкой. Как говорится, хорошего понемногу, сладкого не досыта. Так что есть повод принять… за утренний успех и за вечерний пшик.
После третьей стопки разговорились «за жизнь». Климов поведал товарищу свою незатейливую жизненную планиду, в которой было увлечение такой же молоденькой пишбарышней, то есть машинисткой тоже очень серьезного учреждения. Увлечение переросло в скоропалительную женитьбу, а через пару лет их союз также скоропалительно распался. Климов внезапно ушел от жены, и партийному комитету по месту работы чекиста это категорически не понравилось. И быть бы ему наказанным за аморалку, если бы партийцы случайно не выяснили, что бывшая женка преспокойно сожительствует со своим непосредственным начальником. Климову попеняли, что он умолчал об этом факте, но он только рукой махнул. Чего уж тут оправдываться, если калибром не вышел, в смысле должности. Хорошо, что детей не прижили, поэтому расстался с легким сердцем и вот уже несколько лет жил с новой женой и двумя детишками, как говорится, душа в душу. Не без проблем, конечно, потому какая жена будет равнодушна к тому, что муж чуть ли не живет на работе. Но понимает, и это главное.
К концу повествования лейтенанта Климова о своих женитьбах бутылка водки практически опустела. Прохоров было намекнул на продолжение вечера, но Климов протестующе поднял руку. Через полчаса за ним должна была подойти машина. Отвалившись на спинку стула, он вдруг негромко запел: «Степь да степь кругом…» Николай Николаевич тут же подхватил песню, и так задушевно, не повышая голоса, они в унисон стали рассказывать друг другу историю замерзающего ямщика. Правда, недолго. Дойдя до слов «в той степи глухой схорони меня…», Климов тряхнул головой, оборвал песню и разлил остатки водки по рюмкам.
— Николай Николаевич, я хочу вот эту, последнюю, за тебя выпить. Хороший ты мужик. Нам тебя прямо Бог послал, — Кузьмич даже носом шмыгнул, так расчувствовался.
— Ну, что ты, Никита, будет тебе, — на душе у Прохорова стало одновременно и легко, и тяжело. Легко от искренних слов товарища по оружию, а тяжело, потому что не сегодня завтра отбудет он по месту несения своей сыщицкой службы. Что ж, полтора года назад он сам для себя сделал выбор… — Спасибо за добрые слова, а только все имеет свое начало и свой конец. Как ты выражаешься, Бог послал, Бог и заберет.
— Ты чего буровишь? Как это заберет? —
— Да успокойся, я в том смысле, что домой возвращаться надо. Все будет в порядке, — Прохоров тревожно глянул на часы. — Ты не забыл, за тобой уже машина пришла, семь минут как ждет.
Они вышли на улицу, еще раз обнялись, и Климов, встряхнувшись, собрался идти, как вдруг повернулся к Прохорову.
— Слушай, Николай Николаевич, — он наморщил лоб. — Все забываю спросить: а что стало с тем парнем… ну, из-за которого твоя жена погибла?
Прохоров грустно улыбнулся:
— Этот Тимофей, действительно, талантом оказался. Закончил медицинский и пошел по научной части. Его даже сюда в Москву взяли, у него специальность редкая, — он покрутил пятерней у виска, — по всяким умственным болезням. Тимофей Ложкарев, будущее светило нашей медицины.
Климов восхищенно покрутил головой:
— Вот ведь как получается. Она погибла, а стране такого человека спасла, — еще раз шмыгнув носом, он смахнул с глаза соринку, поднял вверх сжатый кулак и решительно зашагал к машине.
Теплый майский вечер медленно растворялся в надвигающихся сумерках. Анюта и Эдуард Петрович неторопливо шли по одной из уютных московских улочек. Кое-где в окнах уже засветились электрические лампочки, большие абажуры разными цветами освещали комнаты москвичей, завершивших трудовую неделю и предвкушавших воскресный отдых. Анюта, слушая очередную занимательную историю своего спутника, которых у него оказалось невероятное множество, неожиданно почувствовала страстное желание находиться там, за одним из этих окон с красным абажуром над круглым кухонным столом. Будет ли когда-нибудь у нее такой райский уголок? И кто разделит с ней вечернее чаепитие в такой же удивительный вечер за таким же круглым столом?
Эдуард Петрович остановился и закурил. Проходящие мимо женщины с любопытством разглядывали необычную пару — седой мужчина в новом коричневом костюме-тройке и совсем молодая девушка в скромном ситцевом платье — и наверняка задавали себе вопрос: кто они друг другу — отец и дочь или?.. Она ловила эти взгляды все то время, пока они гуляли по парку, ужинали в кафе, бродили по улицам. Интересно, подумала она, а кем бы она хотела приходиться этому явно незаурядному мужчине, который откровенно выказывал ей свою симпатию. Он совершенно не рисовался перед ней, держался просто, как с равной. Ей было так хорошо и спокойно с ним, что в какой-то момент она поняла, что совершенно не изучает его как человека, которого предложено рассматривать через призму «свой — чужой». А он тем временем, слегка поддерживая ее за локоть, подвел к подъезду одного из домов. Отбросив папиросу, мужчина повернулся и взял ее за руку.
— Анюта, вы очаровательны, — он поцеловал ей руку. — У нас был чудесный вечер, и мне так не хочется с вами расставаться. Еще совсем рано. Я приглашаю вас скрасить еще час-другой моего одиночества, взглянуть на мою холостяцкую обитель. Прошу, не отказывайте мне, — произнес он умоляющим тоном.
Анюта застыла в нерешительности. Перебирая все «за» и «против», она уцепилась за тот факт, что за все время их общения она не получила о нем никакой конкретной информации. Ни разу он не обмолвился, кто он, где работает, какую жизнь он прожил до сегодняшнего дня. Единственный практический вывод, который она для себя сделала, заключался в том, что ее спутник был человек состоятельный. Судя по тому, как он расплачивался в кафе с официанткой и сколько оставил ей на чай, деньги у него водились. И в глубине души она призналась себе, что его это только возвысило в ее глазах. «Ладно, — сказала она себе, — зайду посмотрю, как живет, узнаю, чем занимается. Может, и про прежнюю жизнь разговорить удастся».