Кто будет президентом, или Достойный преемник
Шрифт:
— Никто тебя не подставлял. И не хрен играть в героя. Ты знал, на что идешь.
— Меня зажали в угол, — огрызнулся Гиря, слегка повысив голос.
— Ты сам себя в этот угол загнал, — безжалостно произнес Турецкий. — Сам. Ты знал, по каким правилам придется играть, когда во все это ввязался. Кстати, ты до сих пор пьешь?
— Только пиво.
— Давно?
— С тех пор, как погорел на этом деле. — Гиря отхлебнул пива и облизнул губы. — Значит, теперь вы будете меня пасти? А что с майором?
— Майор заболел.
— Сильно?
— Оклемается.
— Если моими, то вряд ли, — хмыкнул Гиря.
— Не больно-то резвись. Для начала давай познакомимся. Меня зовут Александр Борисович.
— Очень приятно, — съязвил Гиря. Он оглянулся по сторонам, слегка нагнулся и тихо проговорил: — Зря вы пришли сюда. Если нас увидят вместе…
— Тебе конец, — закончил за него Турецкий. — Поэтому ты заинтересован в том, чтобы наша беседа прошла как можно быстрее. Давай сделаем так. Я буду задавать вопросы, ты — отвечать. Как только вопросы у меня закончатся, я уйду. И можешь валить на все четыре стороны, я тебя больше никогда не потревожу.
— Правда? — недоверчиво покосившись на Турецкого, пробурчал Гиря.
— Правда, правда. Слово мента.
Гиря ощерил в усмешке желтоватые зубы.
— И нечего скалиться, — осадил его Александр Борисович. — У меня тоже времени в обрез, так что приступим к беседе. Первый вопрос такой. После того как ты обчистил ящик стола Воронова, кому ты отдал все негативы?
Гиря оттопырил нижнюю губу и презрительно процедил сквозь зубы:
— Не понимаю, о чем ты, начальник.
— О Воронове и о его квартире, — сказал Александр Борисович.
— Воронов? В первый раз слы…
— Молчать! — рявкнул Турецкий так, что на него заоборачивались посетители за соседними столиками.
Гиря побледнел. Затем вдруг попытался встать, но Турецкий железной рукой усадил его на место.
— Будешь сидеть здесь, пока я тебя не отпущу, — веско и властно произнес он. — И если ты думаешь, что я шучу, ты жестоко ошибаешься. Вот где вы у меня уже все сидите! — Турецкий энергично провел ребром ладони по кадыку. — Будь моя воля, я бы с вами не валандался. Набил бы вас по сто человек в камеру и…
— Тише, начальник, тише, — сказал Гиря и пугливо зыркнул глазами по сторонам. — Вижу, ты мужик серьезный. С тобой не забалуешь. Но подумай сам: зачем мне подставляться? Я тебе сейчас про себя наговорю, а ты меня потом за мои откровения в камеру.
— Если ответишь на мои вопросы честно, никакой камеры тебе не будет, — отрезал Александр Борисович.
Гиря несколько секунд вглядывался в лицо Турецкого, пытаясь понять — стоит ли ему доверять или нет. Наконец вздохнул и кивнул:
— Ладно, начальник. Твоя взяла. Негативы я взял. Да только далеко с ними не ушел. В скверике возле метро меня догнал этот тип… Андрей Маратович. Я было собрался начистить ему хлебало, но этот фраерок ствол достал. И на меня наставил. А под дулом пистолета, известное дело, не то что негативы, нательный крест отдашь.
— Ты
— А как же. Он меня и обыскал. Даже в мотню залез, не побрезговал, гаденыш.
— Ясно. — Александр Борисович сдвинул брови. — Он тебе не сказал, зачем ему эти негативы?
Гиря удивленно уставился на Турецкого.
— Ясное дело, нет. С какого рожна ему передо мной выплясывать? Это человек серьезный. Был бы в зоне, стал бы авторитетом, зуб даю.
— Ты успел просмотреть негативы?
— Я?
— Ну не я же.
— Э-э-э… Да как сказать… Ну, глянул сквозь них на лампочку, пока в комнате был. Там одни голые тела. А на конвертиках еще фамилии были.
— Запомнил хоть несколько?
— Что ты, начальник. Только Мохова. И то потому, что его искал. У меня еще в школе за стихи двойки были. Память никакая. А со школы я и последние ее остатки на дне стакана оставил. Так что — извини.
Турецкий молчал, разглядывая бандита. Тот поежился.
— Зря ты мне не веришь, начальник. Сам подумай: какой резон мне от тебя таиться?
Турецкий задумчиво почесал пальцем переносицу, не сводя глаз с уголовника
— Значит, нет, говоришь, резона?
— Нет, начальник. Я у тебя под колпаком. — Гиря отхлебнул пива и пожал плечами. — Я все тебе рассказал, начальник. Не сомневайся. Мне скрывать нечего. Выгоды все равно никакой. А покрывать я этого гаденыша не собираюсь. Он ведь не блатной, а так, фраерок.
— Ну что ж… — Турецкий поднялся из-за столика. — Рад был с вами пообщаться, Павел Иванович. Не балуйте.
— Уж постараюсь, — в тон ему ответил Гиря. — И запомните: я в этой… сваре участвовать не хочу. Так себе и запишите.
— Что записать? — не понял Турецкий.
— А вот то, что я вам сказал. Эта свара не для меня, ясно?
Александр Борисович пожал плечами, вмял окурок в пепельницу, повернулся и зашагал к выходу.
ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО
«“Эта свара не для меня! Так и запомните!”
Напутствуемый этими мудрыми словами, я потопал из ресторана, оставив господина Гирю наедине с бокалом пива. Что-то мне подсказывает, что в его компании Гиря чувствует себя намного уютнее, чем в моей.
А я между тем заделался заправским писателем. Если так пойдет и дальше, то в Москву отсюда улечу с десятью толстыми тетрадями, исписанными мелким, убористым почерком. Потом опубликую рукопись под названием… ну, хоть бы и «Записки неудачника». И получу за них Нобелевскую премию. Меркулов от зависти помрет. А я ему даже на водку с премии не отстегну. Не заслужил!
Ладно. Итак, Андрей Долгов. Этот тип интересует меня все больше. Личность весьма загадочная. Сотрудники отзываются о нем хорошо. Знает дело, всегда поможет советом, строг, но справедлив, даже Мохов без него как без рук. Но при этом очевидно, что в офисе его побаиваются, причем даже больше, чем самого Хозяина.