Кто дерзнет сказать, что солнце лживо

Семенов Юлиан Семенович

Для меня неважно, кто ты:

Бедняк или король!

Ты болен, и я иду к тебе

Через ночь и ливень...

Основное направление работ нашего института? Используя достижения современной науки, исследовать практическую и философскую мудрость этой медицины. На наш взгляд, ее сплав с современной наукой даст в будущем национальную вьетнамскую медицину. Один из принципов народной медицины: чем меньше операций, тем лучше. Надо верить организму, надо помогать ему сражаться за самого себя. Есть два помощника - травы и иглоукалывание. С помощью этих двух компонентов, я убежден, можно лечить большинство болезней. Возьмите, например, перелом коленной чашечки. На переломы мы не накладываем гипс - это изолирует больное место

от воздуха и солнца. Мы используем две бамбуковые шины и мазь из трав. Больное место взаимодействует с деревом и травами. Повязку мы меняем два раза в день, и перелом обычно срастается в два раза быстрее, чем при гипсовых повязках. Представьте себе плитку черного чая, размоченную в воде, только очень клейкую, сантиметра три толщиной и десять длиной. Для непосредственного взаимодействия травы и организма эту густую клейкую массу кладут на место перелома.

– Вообще, - улыбается профессор, - я в некотором роде "отступник": я же по образованию врач-хирург. Травы мы ищем по всему Вьетнаму. Наши фармацевты во главе со своим старейшиной, восьмидесятипятилетним Фо Дык Тханем, проводят в экспедициях по пять-шесть месяцев. Во время войны ими было открыто двадцать новых видов лекарственных трав, дотоле неизвестных мировой медицине (напиток из таких трав и иглоукалывание подняли меня на ноги). Травами лечат ревматизм, острые печеночные заболевания, спондилоз. (И все это подтверждается историями болезней, рентгеновскими снимками, колонками химических формул. Мне показали нескольких больных, они были переведены сюда из госпиталей, здесь их вылечили...)

Сейчас, - продолжал профессор, - мы рекомендовали министерству сельского хозяйства триста видов лекарственных трав. Мы хотим, чтобы каждый вьетнамец имел у себя на огороде лекарства, по силе равные пенициллину и пирамидону. Словом, восточная медицина - это загадка сфинкса, которую мы обязаны разгадать...

День был занят сборами. Забыв о недавнем приступе, я метался по городу, запасаясь всем необходимым к предстоящей поездке на юго-запад, в горы.

А в десять вечера поехали в посольство: правдист Алексей Васильев, который завтра улетает домой, в отпуск, Олег Игнатьев и я. (Васильев рассказал мне, что Игнатьев перед вылетом в Ханой звонил и просил встретить его на аэродроме. "Если трудно, то, конечно, не надо, - пошутил он, - я доберусь на такси". Мы очень смеялись по этому поводу: район аэродрома американцы бомбят особенно беспощадно, и никаких такси в городе нет.) В огромном зале почти одни мужчины: жены приезжают сюда ненадолго. Это и понятно: Ханой - фронтовой город.

Собралась почти вся советская колония. Приехали из джунглей дорожники, геологи, энергетики, механики - словом, все наши специалисты, помогающие Вьетнаму. В большинстве своем это все люди молодые. Многие из них отпустили бороды. У некоторых перстни из деталей сбитых американских самолетов. (Мне подарили перстень, сделанный из 2500-го самолета, сбитого над Ханоем.) В эту новогоднюю ночь они отплясывали друг с другом твист до того слаженно, что у нас устали ладони от аплодисментов.

Я смотрел на людей, собравшихся в этом зале в короткие часы затишья между бомбежками, с нежностью - иначе и не скажешь. Под бомбами работают наши дипломаты, люди, которые, по представлению иных кинозрителей, ходят не иначе, как во фраках, живут не иначе, как в роскошных отелях, и ездят уж обязательно в роскошных лимузинах. А тут, во Вьетнаме, часто приходится ходить в каске, сидеть в бомбоубежище или, если дела не позволяют, в посольстве, около которого нет-нет да и разорвется бомба или шмякнется сбитый "фантом", а передвигаться если не пешком, то на фронтовом "газике", что считается уже роскошью. Плечом к плечу с вьетнамскими братьями наши дипломаты переносят все тяготы войны. Многие из них молоды, фронтов Великой Отечественной войны они не проходили, но держатся как настоящие солдаты.

Посол

И. С. Щербаков поздравил нас с Новым годом - в Москве Кремлевские куранты отзвонили двенадцать раз. А у нас уже было четыре часа утра, занимался осторожный тропический рассвет. Но еще долго в посольстве гремел джаз, раздавались песни, слышался смех.

В начале пятого я уехал к себе - назавтра я отправлялся на юг, к линии фронта.

– В Москве, - Хосе снова взглянул на часы, - через два часа Кремлевские куранты своим серебряным перезвоном возвестят начало Нового года.

(Южное полушарие, ходим - как и в Австралии - вниз головой по отношению к Белокаменной).

Роберто разогнал свой "додж" (чилийцы не ездят со скоростью меньшей, чем сто километров в час, даже на грузовике) и привез нас в отель "Колина". Это на набережной, отсюда открывается великолепная картина на голубой залив, синие горы и зеленый островок - прямо напротив наших окон. Рядом - памятник первым немецким колонистам: бронзовая мощь, мускулистые торсы; воинствующая безвкусица.

Роберто, быстрый, деловой, напористый, скомандовал:

– Пять минут на душ, и отправляемся в Анхельмо. Хулиан должен увидеть, что такое обед рыбака, да еще в день Нового года, за шесть часов перед тем, как выступит епископ. Наш епископ, между прочим, прекрасный человек. Рано или поздно он снимет сутану и вступит в партию - больший простор для активной деятельности.

Ах, Анхельмо, Анхельмо! Поразительное это место! Рыбацкие баркасы уперлись длинными, "по-разински" расписными носами в песчаный берег - живую рыбу в ящиках передают с рук на руки торговцам. Шумит крытый базар, остро пахнет лимонами и устрицами - непередаваемый запах моря! Если собралось человек пять, чтобы поесть "эрирос" (морских ежей), или "тахас и альмехас" (улиток), или "пико-роко" (семья ракушек, напоминающая диковинный белый коралл), надо купить штук двадцать лимонов и залить сок в живую "пико-роко" или в банку с "ежами", и вы ощутите вкус моря и джунглей и почувствуете себя таким же загорелым и сильным, как Педро, старый рыбак со шхуны "Санта-Мария", и таким же смешливым, как его помощник, пятнадцатилетний, белозубый и чернокожий Эухенио.

– Э, гринго, подвиньтесь!
– кричит Эухенио стайке туристов с севера. Снимите ваши шляпы перед дарами чилийского моря, белые гринго!

Тело мальчишки - мечта скульптора: "проработан" каждый мускул; оно ритмично, как танец.

– Э, гринго, - предлагает старик Педро туристам, - я могу продать вам такую ракушку, которая весит три кило, и в ней все время слышен шум океана и крики влюбленных китов, когда они ухаживают за своими подругами! Фу, какой банальный вопрос: "Хау мач?"! Разве все прекрасное ценится на доллары?!

Рядом, прямо возле воды, поставила свой лоток индианка с грудным ребенком на руках.

– Пончо! Купите пончо! Отталкивает воду, согревает в июньские зимние холода! Ребенок, спрятанный под такое пончо, никогда не простудится!

Рыбак, причаливший свою длинную, тонкую, словно стручок гороха, лодку, не успев еще спрыгнуть на берег, начинает пронзительно кричать:

– Продам партию пико-роко! Только что из моря! Мужчинам гарантирует силу Геракла, женщинам - страстность Лолобриджиды!

Я не знаю, как переводится на русский слово "Анхельмо", но я бы перевел его как "Веселье Буйной Плоти, Царство Шутки и Остров Дружелюбия". Со всех сторон вас окружает здесь смешливая, яростная, гомонливая, чуточку "невзаправдашняя" торговля. Здесь продают сомбреро, индейские копья, коврики с диковинными рисунками инков, деревянные скульптуры с острова Пасхи и медные маски с Чукикаматы.

А когда вы уходите из Анхельмо, вас удивляет тишина окрест, и даже шум на улицах города вам не кажется шумом, а так - легким шепотком...