Кто, если не мы
Шрифт:
За время долгого перелета над Атлантикой Ваилд и Форман не один раз успели обсудить детали предстоящей беседы с Вельтовым. Джозеф был далеко не новичок в подобных делах, понимал все с полуслова, и они быстро нашли общий язык. Существовавший у Ваилда стереотип о «яйцеголовых», как о занудах и людях не от мира сего, к концу полета был окончательно разрушен. Форман хорошо разбирался как в новейших научных технологиях, так и в темпераменте холодных прибалток. В начале 90-х годов за три месяца, проведенные в Риге, он успел основательно покопаться не только в том, что сохранилось в бывших закрытых советских лабораториях, но
Конец воспоминаниям Формана о пикантных похождениях в Прибалтике положило приземление в аэропорту Шенефельд. В столице Германии — Берлине они не задержались: после встречи с партнером Вельтова — президентом Фонда содействия диверсификации российских оборонных производств Defense Enterprise Fund и старым агентом ЦРУ Калминым пересели на поезд, следовавший в Эстонию. Ранним утром на таллиннском вокзале их встретил знакомый Ваилда по тайным операциям в бывшей Югославии Соломон Голдмэн. За прошедшие десять лет он сильно изменился: на месте буйной шевелюры появилась благообразная лысина в обрамлении седых кудрей, квадратный подбородок утонул в осанистой бороде, и только стальной блеск серых глаз напомнил Ваилду прежнего Соломона — того, которого в Косово опасались даже свирепые головорезы из отрядов Хашима Тачи.
Встрече с ним Ваилд был искренне рад, стремительно шагнул навстречу и, энергично пожав руку, воскликнул:
— Старина, ты выглядишь, как святой!
— Хэллоу, Ник! — приветствовал его Голдмэн и, стиснув в своих медвежьих объятиях, хмыкнул: — Но я не против погрешить, как в Югославии! Славное было время, ты помнишь, Ник?
— Такое разве забудешь, Соломон.
— Вот где было живое дело! А здесь — тоска. Все так пристойно, что выть хочется, — посетовал Голдмэн.
— Не горюй, Соломон, мы ее развеем — пообещал Ваилд.
— Я буду только рад, старина. Что, намечается горячее дельце? Если грешника поджарить или отправить в ад, то готов сделать это за милую душу.
— Не сомневаюсь, все еще впереди, — заверил Ваилд и, поежившись под пронизывающим ветром, хлестанувшим по лицу снежной крупой, с укоризной сказал: — Дружище, ты что-то неласково нас встречаешь.
— Ник, я тут ни при чем. Ты был ближе к Господу, мог бы и договориться, — отшутился Голдмэн.
Ваилд, потрепав его по плечу, представил своих спутников и поинтересовался:
— Вельтов здесь?
— Вчера приехал.
— Как себя ведет?
— Вечером болтался по городу, но ничего интересного, вернулся в отель и больше на улицу не выходил.
— Где встречаемся?
— Здесь недалеко. Контора с хороши прикрытием, называется «Элефант».
— Оно мне ни о чем не говорит.
— Ник, я это место знаю, бывал там с Вельтовым, — вмешался в их разговор Калмин и пояснил: — Российско-эстонская торгово-экспортная компания.
— О'кей, привычная обстановка в тонких делах всегда важна, — одобрил Ваилд и уточнил: — Соломон, эстонских партнеров к операции подключили?
— Нет, я думаю, своими силами обойдемся.
— И правильно, нечего им у нас под ногами путаться! — заключил Ваилд и поторопил: — Едем, время не ждет!
— За мной, господа! — позвал
Они прошли через зал ожидания, спустились на привокзальную площадь, и перед ними открылась удивительная панорама Таллинна. На скалистом уступе, устремившись ввысь остроконечными шпилями сторожевых башен, словно парила в воздухе аристократическая и самая древняя часть Таллинна — Вышгород. Ниже, за грозной громадой крепостных стен, в фиолетовой дымке угадывался второй бастион Нижний город. Таллинн не был похож не на один из городов, где раньше бывал Ваилд. Словно по мановению волшебной палочки он оказался в удивительном мире сказок Шарля Перро и не мог сдержать восхищения:
— Фантастика! Сказка наяву! Такое впечатление, будто здесь время остановилось!
— Если бы только время, Ник?! Жизнь тоже… Пытают и убивают, как в средние века, — пошутил Голдмэн.
— Соломон, надеюсь, нам это не грозит? — с улыбкой спросил Форман.
Тот окинул его взглядом гробовщика, снимающего мерку с покойника, и сурово отрезал:
— С тебя, Джозеф, начнут с первого.
— Это же почему? Есть и более достойные кандидаты.
— Ты ростом вышел.
— Соломон, извини, при всем уважении к твоему имени, но ты ошибаешься. В таких делах длину жизни определяет не рост, а длина языка, — уел его Форман.
Голдмэн рассмеялся и не остался в долгу.
— И не только это, а и тяжесть греха. Нет большего греха, чем зависть к ближнему. И еще…
— Стоп, парни! Грехов у каждого из вас на двоих хватит, но не стоит хоронить себя раньше времени, — остановил их пикировку Ваилд и поинтересовался: — Соломон, до отеля далеко?
— Нет, рядом, меньше полмили.
И Ваилд, забыв про холод, предложил:
— Господа, пройдем пешком, когда еще такую красоту увидим.
Форман энергично кивнул — город и на него произвел впечатление, а Калмин пожал плечами.
— О'кей, — охотно согласился Голдмэн, отпустил водителя и направился к крепостным воротам.
Пройдя под мощной аркой сторожевых ворот, они вступили в нижнюю часть города. В столь ранний час на узких улочках было безлюдно, и это усиливало эффект присутствия в прошлом. Ваилд восхищенным взглядом скользил по каменным ликам тех, кто создавал славу Таллинна, и с пронзительной остротой ощущал дух минувших веков. Брусчатка, истертая за столетия сотнями тысяч ног, отзывалась эхом давно ушедших в мир иной поколений. Ваилду почудилось, что он очутился в машине времени, возвратившей его на шесть веков назад…
По мостовой Люхике Ялг — Короткая нога — в сторону сторожевой башни Толстая Маргарита медленно катила деревянная тележка. Редкие прохожие почтительно отступали в сторону перед ее хозяином и черной, как уголья, кошкой. Темный балахон, странный колпак, похожий на ведро, связка веревок, переброшенная через правое плечо, и раздвижная деревянная лестница на левом плече напомнили об одной из самых уважаемых профессий в Таллинне — трубочиста. Ваилд тряхнул головой, чтобы избавиться от этого фантастического наваждения. Но трубочист, кошка и тележка не исчезли — они были из плоти и крови. Как и много веков назад, в начале 21-го столетия трубочисты с помощью обыкновенной веревки и обыкновенной лестницы продолжали взбираться на головокружительную высоту на гребни остроконечных крыш и там «колдовали» над трубами, пробуждая в домах тепло.