Кто, если не мы
Шрифт:
На следующий день после позднего завтрака за Ваилдом и Голдмэном заехал сам Кахн, вместе они отправились в департамент полиции безопасности. К их приезду допросы Формана, Вельтова и Калмина шли по второму кругу. Отказавшись от кофе, предложенного Кахном, Ваилд и Голдмэн, не задерживаясь в его кабинете, прошли в спецкомнату. В ней на телевизионные экраны крупным планом были выведены тюремные камеры. На первом они увидели Формана.
За время, прошедшее после задержания, он изменился до неузнаваемости. Осунувшееся бледное лицо, с синяком под правым глазом, трясущиеся мелкой дрожью губы напоминали трагическую маску. Плечи обвисли, а сама фигура будто уменьшилась в размерах. Пальцы рук нервно барабанили по крышке стола. На вопросы следователя Форман, как заведенный, твердил:
— Я первый раз вижу
Но не состояние Формана, не его жалкий лепет вызывали беспокойство Ваилда, а то, что, потеряв голову от страха, он мог проговориться об операции «Терминатор». Дальнейшая игра с ним становилась опасной, поэтому Ваилд потребовал от Кахна прекратить допрос и перевел взгляд на экран с камерой Калмина.
Несмотря на то что ему при задержании досталось больше всех, а следователь напирал фактами и грозил запредельным сроком, Калмин сохранял присутствие духа. Он напрочь отметал предъявленные ему обвинения, напирал на свое американское гражданство и требовал немедленной встречи с послом США в Эстонии. Тертый калач и опытный агент ЦРУ — Калмин был не по зубам эстонскому следователю. Поэтому Ваилд не опасался, что он сломается, и все свое внимание сосредоточил на Вельтове.
Тому, в отличие от Формана и Калмина, с российским паспортом в недружественной Эстонии рассчитывать на снисхождение ее властей не приходилось. Обвинение в таких тяжких преступлениях, как контрабанда и участие в деятельности организованного преступного сообщества, не вызвало у Вельтова паники. Он не только сохранил самообладание, но и пытался вести со следователем игру, умело уходил от вопросов и вынуждал его раскрывать свои карты — предъявлять улики. Поведение Вельтова лишний раз убедило Ваилда в том, что с выбором главного исполнителя в операции «Терминатор» ни он, ни Колли не ошиблись — Вельтов мог держать удар.
Допросы шли четвертый час, а следователям так и не удалось склонить к показаниям ни его, ни Калмина. Ваилд был доволен, ситуация оборачивалась самым неожиданным и благоприятным образом. Еще вчера он готов был проклясть тот день и час, когда появился в Таллинне, и растоптать Кахна с его «гориллами», поставившими под удар операцию «Терминатор». Теперь же, спустя пятнадцать часов после захвата, он снова чувствовал себя на коне. Первая часть плана по втягиванию Вельтова в вербовочную ситуацию была полностью выполнена. Он дал принципиальное согласие на участие в проекте. Что касается скандальной ситуации, связанной с арестом его и Калмина эстонской полицией безопасности, то изворотливый ум Ваилда нашел выход, как обратить ее в свою и в пользу операции «Терминатор». Он намеривался представить ее перед Колли ни мало ни много как результат проявленной им и Голдмэном «инициативы», позволившей в «тесном взаимодействии» с департаментом полиции безопасности Эстонии осуществить боевую проверку надежности Вельтова.
Дело оставалось за малым: договориться об этом с Кахном и Голдмэном, а потом провести все по бумагам. В том, что Голдмэн поставит свою подпись под таким документом, Ваилд не испытывал ни малейших сомнений. Подобный вариант развития событий не только уводил его от ответственности за провал в обеспечении безопасности встречи с Вельтовым, но и представлял в глазах Колли как инициативного и энергичного сотрудника. Что касается Кахна, то тот, чтобы обелить себя к глазах ЦРУ, был обречен на подписание документа. Единственным без вины виноватым оставался Форман. Но Ваилд не испытывал к нему жалости: разведка — занятие не для слюнтяев. Форман по собственной воле ввязался в ее дела и не бескорыстно — рассчитывая на будущие баснословные прибыли от российских научных разработок.
Ваилд отвел взгляд от экрана, на котором следователь безуспешно пытался склонить Вельтова к показаниям и обратил на Голдмэна и Кахна. На их лицах читалось: им наскучил этот спектакль, и они с нетерпением ждали только одного — приемлемого для себя окончания. Предложение Ваилда представить в Лэнгли все произошедшее как проверочную оперативную комбинацию вызвало у них общий вздох облегчения. Теперь Ваилда занимал только один вопрос: как наиболее убедительно представить Вельтову и Калмину их освобождение?
Глава
ФСБ отвечает…
Совершенно секретно
Лично
начальнику Управления «Н» ДВКР ФСБ РФ
генерал-майору А. Рудакову
На Ваш входящий № 9817 от 22.10.10 г. сообщаю:
проведенной проверкой по учетам переписки с иностранными корреспондентами старшего научного сотрудника 53-го НИИ МО России
Ефимова Михаила Борисовича 1965 года рождения, уроженца г. Москвы, русского, женатого, с высшим образованием
УСТАНОВЛЕНО:
в число корреспондентов М. Ефимова входят:
1. Петер Йонсон (Швеция). Переписка установлена 20.06.2009 г. Инициатор — М. Ефимов.
2. Марк Лиднер (Швейцария). Переписка установлена 29.06.2009 г. Инициатор — М. Лиднер.
3. Клаус Фишер (Германия). Переписка установлена 12.07.2009 г. Инициатор — М. Ефимов.
4. Альфред Бауэр (Германия). Переписка установлена 9.09.2010 г. Инициатор — А. Бауэр.
Переписка носит бытовой и научный характер. Дать оценку содержания ее научной части на предмет наличия в ней сведений, содержащих гостайну, не представляется возможным из-за отсутствия в Службе специалистов такого профиля.
Другими, в том числе и компрометирующими, данными на М. Ефимова и его связи из числа иностранных корреспондентов не располагаем.
Материалы переписки проверяемого направлены в Ваш адрес почтой.
Прочитав ответ Стрелкова, Охотников отложил документ в сторону и, обратившись к Первушину, отметил:
— Что-то многовато адресов для настоящего шпиона?
— Меня это тоже настораживает, — согласился тот.
— И разброс широкий. Тут работы СВР не на одну неделю, а на нас сроки проверки давят, — посетовал Охотников.
— С запросом к разведчикам торопиться не будем. Подождем, когда от Стрелкова придут материалы переписки, проанализируем, и потом уже запустим проверку всех фигурантов, — решил Первушин и задался вопросом: — Андрей, а вот так, навскидку, как думаешь, что стоит за этими связями Ефимова?
Охотников развел руками.
— А больше ничего из списка тебе в глаза не бросилось? — допытывался Первушин.
Охотников пожал плечами и снова обратился к ответу Стрелкова.
Первушин же, положив перед собой чистый лист бумаги, принялся набрасывать схему, рождавшуюся в его голове. В ее центре появилась фамилия Ефимов, от нее пошли две стрелки, в конце которых обозначились — Бауэр и Лиднер. За фамилией Бауэр Первушин поставил не только вопросительный, но и восклицательный знак. Отдельно он выделил двух других корреспондентов Ефимова — Йонсона и Фишера. Их фамилии как бы повисли в воздухе.
— Александр Васильевич, есть ряд соображений! — отвлек его от размышлений Охотников.
— И каких? — живо отреагировал Первушин и отложил схему в сторону.
— Из всех четырех, на мой взгляд, ярче всего светится Бауэр!
— Ну-ка, ну-ка, с этого места подробнее.
— Бауэр стал последним, кто установил переписку с Ефимовым.
— Я тоже это отметил.
— Второй интересный признак — срок переписки.
— Согласен. И обрати внимание: переписка возникла вскоре после исчезновения Чаплыгина, — подчеркнул Первушин и задался вопросом: — Что из этого следует?