Кто, если не мы
Шрифт:
— Слушаю вас.
— Товарищ генерал, извините за беспокойство, дежурный по управлению капитан Приходько.
— Что у тебя, Геннадий Николаевич?
— Товарищ генерал, на связи заместитель генерального директора 53-го НИИ Орехов.
— И что?
— Просит срочно соединить с Вами.
— По какому вопросу?
— Утверждает, что по очень важному и хочет говорить только с Вами.
— Хорошо, переключи на меня! — распорядился Рудаков и обратился к списку руководителей вузов и НИИ. Память его не подвела, и, когда в трубке раздался голос Орехова, он бодро приветствовал:
— Доброго
— Здравия желаю, Александр Юрьевич, — срывающимся голосом ответил Орехов.
— Что это Вы по-военному, Борис Флегонтович, вспомнили лейтенантскую юность? — пошутил Рудаков.
Но Орехову было не до шуток. С трудом подбирая слова, он потерянно лепетал:
— Александр Юрьевич, простите за беспокойство. Но тут такое. У меня голова идет кругом.
— Борис Флегонтович, успокойтесь, я Вас внимательно слушаю.
— Нет, это же надо такому случиться?! Почему я, Александр Юрьевич? Я всю ночь не спал! Откуда только на мою голову свалился тот чертов американец? Откуда?! — терзался Орехов.
«Наш «Катализатор» сработал, — заключил Рудаков. — Вот только в какую сторону?» Эта мысль сверлила ему мозг, но он не поддался эмоциям и, сохраняя ровный тон, предложил:
— Борис Флегонтович, пожалуйста, успокойтесь! Давайте все по порядку.
— Да-да, сейчас, Александр Юрьевич, — пытался взять себя в руки Орехов.
Но это плохо получалось. Перескакивая с пятого на десятое, он никак не мог сосредоточиться. Рудаков терпеливо слушал и пытался понять, с кем имеет дело: «Орехов — ты или ловкий лицедей, ведущий свою рискованную игру, или мы переиграли с тобой в шпионы? Так кто же?»
Ответы на свои вопросы он мог получить только при личной встрече и в разговоре лицом к лицу с Ореховым. Более подходящего случая, чем этот, трудно было найти, поэтому Рудаков решил им воспользоваться и, остановив его, заявил:
— Борис Флегонтович, я Вас понял. Ситуация, действительно, сложная и непонятная.
— Да! Да, Александр Юрьевич! Это черт знает что! Мерзавец хотел сделать из меня шпиона! Русский ученый…
— Борис Флегонтович, не накручивайте себя. Давайте не будем говорить об этом по телефону. У Вас есть время, чтобы подъехать ко мне в управление?
— Есть! Есть! — воскликнул Орехов. — Я немедленно выезжаю!
— Вот и договорились. Я жду, — закончил разговор Рудаков и немедленно начал действовать, нажал клавиши на переговорнике — ответили Первушин с Охотников, и потребовал: — Александр Васильевич, Андрей Михайлович, немедленно зайдите ко мне и прихватите сводки наружного наблюдения и прослушивания телефонных переговоров Орехова!
— Есть! — ответили они.
Рудакову уже было не до ориентировки. Отложив ее в сторону, он сосредоточился на предстоящем разговоре и пытался понять, что могло стоять за обращением Орехова. Дерзкая попытка перехватить инициативу и навязать свою игру, чтобы выиграть время, или им двигали обыкновенные человеческие чувства — растерянность и страх человека, у которого большая часть сознательной жизни проходила под грифом «Секретно». Некоторую ясность могли внести сводки наружного наблюдения и прослушивания телефонных переговоров Орехова после встречи с Эдвардом-Лазаревым. Рудаков бросил нетерпеливый взгляд на часы — с минуты на минуту Орехов мог появиться
— Скоро здесь будет Орехов.
— Как?! Зачем?! — в один голос воскликнули Первушин и Охотников.
— А вот так. Только что звонил и доложил, что его хотели завербовать американцы.
— Вот так и сказал, что вербовали?! — изумился Первушин.
— А на что он рассчитывает в разговоре с Вами, Александр Юрьевич? — задался вопросом Охотников.
— Давайте не будем гадать! — потребовал Градов и спросил: — Анализ сводок наружного наблюдения и прослушивания телефонных переговоров Орехова после встречи с Лазаревым у вас есть?
— Да! — доложил Первушин.
— И что мы имеем?
— После разговора с Лазаревым-Эдвардом Орехов рванул из клуба так, будто одно место намазали скипидаром.
— Про свою трость даже забыл, — отметил Охотников.
— Такое впечатление, что в лице Лазарева он увидел исчадие ада…
— Стоп-стоп, Александр Васильевич, давай без ужасов, оставь их для своих картин, — остановил его Рудаков и потребовал: — Давайте говорить языком контрразведки: имела ли место попытка выхода Орехова на прямой контакт с резидентурой ЦРУ в Москве после беседы с Лазаревым?
Первушин и Охотников покачали головами.
— Но если этого не было, то тогда остается как вариант связь через тайник, — рассуждал Рудаков о возможных способах выхода Орехова на ЦРУ.
— Маловероятно, — исключил Первушин и пояснил: — По данным наружки, он, вернувшись из клуба, квартиры не покидал и все еще находится дома.
— А если Орехов использует в качестве канала выхода на ЦРУ связь через спутник или Интернет?
— Специалисты работают над этим, и в ближайшие часы мы будем располагать необходимой информацией.
— Александр Васильевич, надо бы поторопить коллег. Сейчас дорог не только час, но и каждая минута. Орехов располагает важной информацией, и ее утечка к ЦРУ может нанести непоправимый ущерб нашей обороне, — напомнил Рудаков.
— Есть, Александр Юрьевич, немедленно свяжусь и. — договорить Первушину не удалось — зазвонил телефон.
Рудаков снял трубку. Ему ответил дежурный по управлению и доложил:
— Товарищ генерал, к Вам прибыл заместитель генерального директора 53-го НИИ Орехов.
— Геннадий Николаевич, проводите его ко мне! — распорядился Рудаков и предложил Первушину и Охотниковым: — Товарищи, подождите у себя!
Они покинули кабинет. Рудаков, убрав со стола секретные документы в сейф, приготовился к встрече Орехова. Тот не вошел, а скорее, вполз в кабинет. На нем не было лица, в глазах плескался ужас, губы сотрясала судорожная дрожь, а ноги подкашивались.
— Борис Флегонтович, что с Вами?! Вам плохо? — воскликнул Рудаков и поспешил к нему навстречу.
Ответа он так и не услышал. Орехов, бросив на него очумелый взгляд, развернулся и ринулся в коридор. Рудаков не знал, что и думать: поведение Орехова обескуражило, схватился за трубку телефона, чтобы поднять по тревоге дежурную группу, но она не понадобилась. На пороге робкой тенью снова возник Орехов и, тыча пальцем в коридор, срывающимся голосом произнес: