Кто главный в огороде?
Шрифт:
— Я в тенёчке посижу, а ты пойди, скажи ребятам и Акуле тоже, что молодцы они. Теперь уж горошек у нас вырастет, какого ещё и не бывало. И ещё напомни им, что клубника тоже водичку любит.
Ах, какие новости!
Рано, правда не чуть свет, а часов в семь утра, проснулась свинья Хавронья Сидоровна. Подошла к калитке, подковырнула её носом, та недовольно заскрипела — ишь, разбудили её — и открылась. А чего было обижаться, улица уже вся поднялась. Быня провёл стадо коров в переулок. Помычал возле усадьбы
Дед Юрий вывел на прогулку Барбоску. Раньше он его сначала кормил, а потом уж пристёгивал к ошейнику поводок и водил от переулка до переулка. Прогулка эта Барбоске очень нравилась.
Хавронья делала вид, что они её совсем не интересуют, а сама подсматривала, как, погуляв, тянули друг друга — дед пса домой, а Барбоска хозяина куда угодно, лишь бы не в свой двор.
Мучился так дед с Барбоской каждое утро, а вот недавно придумал. Прогуляться пса он стал выводить до завтрака. Пройдутся они так, полает на воробьев Барбоска, а потом дед объявляет: «Ну а теперь не мешало бы нам и поесть». И бежит Барбоска к своей калитке со всех ног.
Что касается воробьев, то на них Барбоска лаял за дело. Ещё зимой — в самый холод — только вынесет хозяин псу обед, особенно кашу какую-нибудь тёпленькую, воробьи сразу к миске слетаются. Псу спокойно поесть не дают. Сейчас, когда корму всякого вокруг сколько хочешь, не лезут воробушки к Барбоскиной миске. Но пёс всё равно видеть их не может. Как заметит какого, особенно недалеко от калитки в траве, так лай поднимает. И лает до тех пор, пока дед не встанет и воробьишку не прогонит, а то ведь хозяину и поговорить ни с кем не дают. Соседка мимо проходить будет, как не спросить: хорошие ли у неё в это лето огурцы? А то петух Костя кур выведет — его надо предупредить, чтобы несушек своих далеко не уводил.
Хавронья Сидоровна полёживает у своего забора, поглядывает на Барбоску с дедом и развлекается. Знает она, что воробей скоро вернётся, да не один, а с приятелем. Пёс опять лаять начнёт. Он бы с удовольствием сам побежал и прогнал воробьев, да сидит у калитки, у дедовой скамейки на поводке.
Свинье Хавронье наблюдать это — всё равно что нам с вами по телевизору про поросёнка Хрюшу и ворону Каркушу смотреть. Но телевизора в свинарнике у Хавроньи нет. Хозяева никак не поставят. Вот она и подглядывает за дедом Юрием и Барбоской.
Но в это утро надоел деду Барбоскин лай, и он увёл пса во двор. «Ладно, подремлю, — решила Хавронья, — что-то я сегодня рано поднялась». Но тут дедова калитка опять приоткрылась, и выкатила полудница Акуля из двора на улицу велосипед.
«Куда это соседка съездить решила? — подумала свинья. — Наверное, как и коровы, на луга травку пощипать. И чего это им всем дома не сидится. Легла бы возле забора, да и полёживала. Глядишь, и вес бы набрала. А то вон какая худая. Даже тень у меня полнее, чем она».
Не зная, что сейчас о ней думает Хавронья, выкатила Акуля велосипед на дорогу. И пока никого на ней не было, уселась на седло. «Неужели наконец-то покатаюсь?» — обрадовалась она. Наступила сначала на одну педаль — велосипед тронулся с места, потом на вторую, а он, надо же, попятился и откатился назад. Ну что ты с ним поделаешь!
Кое-как разобралась Акуля, как на педали наступать. И вот велик потихоньку двинулся вперёд, а с ним довольная-предовольная полудница.
«Везёт он меня, везёт!» — хотела даже покричать она, чтобы все знали, но постеснялась. «Что я, маленькая девочка, что ли? — подумала. — Мне же сколько-то лет с половиной!»
Кричать Акуля не стала, но звонок подёргала.
А велосипед катил всё быстрее и быстрее, да ещё и слушался её, когда поворачивала руль. Вот бы увидел её Кирюша, как бы он удивился! А уж Лида — её же велосипед, или Ика — что бы они сказали?!
Тут как раз вышел из двора своей бабушки Кирюша, а за ним его приятель. Оба с удочками. И даже обидно, нисколько они не удивились, что Акуля едет, не вспомнили, как вчера горох поливали.
— Поедем с нами на рыбалку! — крикнул Киря.
— Некогда, — ответила Акуля, — у меня дела в огороде.
Сказав это, решила полудница, что ей и правда в огород пора. Вчера горох-то полили, а как он там сегодня? Развернула Акулина свою машину и поспешила домой.
Шагали мимо гуси. Разговаривали о своих гусиных делах.
Вообще-то гуси любят говорить стихами. Окажетесь в деревне — посидите на скамейке, послушайте, когда они один за другим важно так проходят мимо, и, конечно, услышите их разговоры. А уж если будут молчать, значит, подбирают рифму, чтобы складно было. Вот и на этот раз переступали красными лапами гуси, а гусыня жаловалась:
— Га-га-га! Га-га-га! У меня болит нога… — Га-га-га! А что случилось? —спросил гусь.
— Я в канавку оступилась, —сообщила, прихрамывая, гусыня.
Гусак сразу загоготал:
— Не смеши-ка ты народ, Всё до свадьбы заживёт! — Помолчи уж лучше, гусь, А не то я рассержусь, —ответила гусыня.
Гусь спохватился — загоготал:
— Га-га-га! Ну ты прости, Я ведь просто пошутил. Не сердись, шагай вперёд — На обед хозяйка ждёт.Услышала это Акуля, вспомнила, как была однажды в гостях у Лиды, как Лида расставляла на столе кружечки и блюдца, чтобы её угостить. И представила она, что и хозяйка гусей накрыла во дворе стол, положила в тарелочки каждому гусю еды и ждёт-поджидает их на обед.
«Хоть бы тарелочки не разбили, — забеспокоилась полудница, — а то как на них на всех посуды напасёшься?»