Кто хочет процветать
Шрифт:
Вежина тем временем взяла со стола тетрадь с записями. Поддавшись любопытству, заглянула в открытый сейф и обнаружила серебристый замшевый мешочек. Рука самопроизвольно потянулась к нему. В нем оказался удивительной формы флакон духов. «А не те ли это духи, о которых несколько раз упоминала Тина?.. Жаль, если пропадут. Она говорила, что это нежный взрыв в парфюмерном искусстве. Пока вызовут милицию, кто-нибудь вполне может их украсть», — поэтому Ксения спрятала флакон в свою сумку. Затем поправила длинные концы шарфа, придав податливому материалу изысканную волнительность линий…
Выйдя из-за кресла на середину кабинета, взглянула на произведение своих рук.
— Убила нежно, с любовью, — проговорила с улыбкой себе под нос и вышла из бутика.
Устроившись, как можно более удобно, под гостеприимной юбкой
Уже спускаясь в метро, подумала: «Знал бы прадед Федор, в каких условиях мне приходится добывать состояние!» Это в его время просто было. Пришел, арестовал, расстрелял и завладел всем, что приглянулось, да еще дочек дворянских попортил. А я?.. На какие ухищрения мне приходится идти, чтобы добыть то, что он росчерком маузера получал. Да!.. Но род! Должен род Вежиных опять выдвинуться. Не случайно мать записала меня не на фамилию отца, а на свою, Вежина. Будешь доволен, прадед Федор. Наш род опять будет на плаву! — Ксения окинула веселым взглядом ехавших с ней пассажиров. Но что-то, по-видимому, ее смутило. Она опустила глаза в пол и принялась покусывать ногти. — …Нет, я абсолютно нормальная! — ответила она на встревоживший ее вопрос. — С психикой у меня все в порядке. А что такого ненормального в желании хорошо жить? По-моему, ненормально — это сидеть в своих бетонных каморках и лопаться от зависти. А быть довольным, живя в них, вот это уже поистине полная и неизлечимая патология. Но на самом деле именно так все и обстоит. Ученые же доказали, что абсолютно нормальных людей практически нет. Всего несколько процентов. Вот те, кто добился права пользоваться всеми благами жизни, и составляют эти несколько процентов. Все остальные — ненормальные, умеющие довольствоваться малым, смиряться, жить кое-как. Они люди?! — Ксения с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. — Да они волков безжалостнее. Плодят себе подобных на ту же муку, что сами претерпевают. Сами мы, мол, мучаемся от такой жизни, так и вы, детки наши, помучайтесь. Им отопление, воду горячую отключают, а они рожают. И лежит этот ребеночек синий от холода с пневмонией, кандидат в инвалиды. Потом запихнут его в детский сад, чтобы работать ему же на пропитание, а он там опять холодный, не тем кормленный… В общем, издеваются так, что волку и в голову не придет. Но каждый волен жить, как того хочет. Я вот ведь тоже из нищеты выкарабкалась, потому что оказалась нормальной. Но нужен был толчок к движению. И он мне не был ниспослан эксклюзивно, нет. Я просто смотрела какую-то программу, новости, что ли? И миллионы других ее смотрели, и вот процент нормальных из этих миллионов сделал для себя такой же вывод, как и я: надо выбираться из нищеты. А репортаж был все о том же, о бедных и богатых. И подумалось мне, живем мы в одной стране в одно и то же время, но как на разных планетах. «Кто-то должен представлять на Западе русскую элиту, — сказал в том репортаже самодовольный толстомордый дядька, катясь с горы на каком-то альпийском курорте. — И это хорошо!» — добавил, щурясь от зимнего солнца. «Хорошо, — согласилась я с ним, — но только когда ее представляешь ты, а не кто-нибудь другой. Вот после этого репортажа и взыграла во мне кровь прадеда Федора, хозяина жизни. Что его — то его, а чего не хватает, возьмет и никого не спросит».
Ксения опомнилась и услышала, что подъезжает к своей станции, бросила взгляд сожаления на сидящих в наполненном тяжелым дыханием вагоне и вышла.
Потом она вместе со всеми ужасалась убийству Милавиной, утешала Олега и узнала, что тот, оказывается, получал письма с угрозами и даже виделся с его отправителями — бывшей невестой своего отца Лилией Шагариной и ее бойфрендом Валерием Катковым.
Что могла мысленно воскликнуть Ксения? Только: «Великолепно! События можно повернуть таким образом, что подозрение в убийстве Милавиной падет на них».
Когда театр принял пьесу Астровой к постановке, Ксения подсказала Милене, что было бы неплохо, если бы издательство выступило в качестве спонсора. «Пьеса будет иметь успех. Она актуальна, остроумна, с виртуозно закрученной интригой. В наших интересах сделать так, чтобы театр не затягивал с ее постановкой». Таким образом, Вежина получила доступ в театр.
Ее частые появления за кулисами, в кабинете художественного руководителя,
Ксения занялась разработкой деталей плана. Однако надо было поднапустить туману, показать, что ее жизни тоже грозит опасность. Тогда она разыграла преследование, взяв в свидетели своего соседа, Василия Петровича. Она знала, в какое именно время он выводит на прогулку овчарку, и рассчитала по минутам свой бег по аллее, ведущей прямо к дому. Еще в вагоне Вежина выбрала себе «преследователя». Крепкого молодого человека в темной куртке и вязаной шапочке, надвинутой почти на глаза. Она несколько раз, как бы невзначай, встретилась с ним взглядом. Парню Ксения понравилась. Отчего не познакомиться, если девушка вроде не против? Ксения вышла из вагона, парень последовал за ней. Очутившись на улице, он ускорил шаг и окликнул ее. В ответ Вежина тоже ускорила шаг, выронив при этом из-под мышки глянцевый журнал. Парень ухватился за журнал, как за отличный предлог. Он поднял его и громко позвал: «Девушка!» Ксения уже скрылась в аллее. Он поспешил за ней. Она оглянулась и пустилась бежать. Парень, не понимая, в чем дело, бросился следом.
«Перепуганная» Ксения столкнулась, как того и ожидала, со своим соседом. Тотчас из аллеи выскочил парень. Увидев Ксению, прячущуюся за спиной мужчины, его зло рычащую овчарку, он слегка пожал плечами и сказал:
— Девушка, я же вам кричал, чтобы вы остановились! Вы журнал потеряли!
Этим случаем Вежина продемонстрировала всем, что кто-то охотится за близкими Пшеничных. Убита Милавина, подруга Олега. И, может быть, сорвана попытка убийства двоюродной сестры Милены. «Побольше неясности, нелогичности, побольше фигурантов — это запутает дело», — небезосновательно полагала Ксения.
В тот день, когда они с Миленой были лично приглашены режиссером на спектакль «Мамаша Кураж», у Ладимира Новгородцева было выступление в клубе «Медальон», поэтому после первого действия Ксения с ним уехала из театра.
Позже, когда Фролов с подачи Астровой предпримет попытку расследовать убийства Милавиной и Пшеничной, он обратится с просьбой к Новгородцеву позировать ему и пригласит того к себе домой.
Разговор почти сразу же коснулся убийства Пшеничной. Ладимир заметил, что, к счастью, Ксения не видела Милену с простреленной головой.
— Мы с ней уехали в клуб «Медальон», я там выступал, — сказал он и не удержался от вздоха: — В тот вечер Милена выглядела потрясающе! На ней было такое эффектное платье с бело-лиловыми цветами…
Фролов мысленно отметил: «Артист внимателен к деталям!» — и поинтересовался, якобы просто так, чтобы поддержать разговор:
— А Ксения в чем была? Тоже… — он сделал паузу, будто сосредоточился на рисунке и лишь по инерции продолжил: — …с цветами?
— Нет! — замотал головой Ладимир и, спохватившись, извинился: — Простите, забыл, что позирую. Ксения была в черной тунике из такого… переливающегося материала и на голове сверкающая золотая шапочка. Да, еще шерстяной палантин, но это когда мы выходили на улицу.
Фролов закончил первый набросок. Ладимир выразил желание взглянуть. Сергей снял лист с мольберта и показал. Новгородцев сильно сощурил глаза, поднялся с табурета и подошел ближе.
— Здорово! Как вы ухватили главное в моем характере! — воскликнул он.
А Фролов про себя отметил: «А ты, оказывается, близорукий».
— Что, сколько диоптрий? — спросил он, когда Ладимир вновь сел на табурет.
— Много, — посетовал тот. — Почти шесть. Не вижу ни глаз партнеров, ни их мимики, вся сцена в тумане. Иногда это сильно мешает. Но вообще-то привык. Работаю на слух, — рассмеялся он.
Сергей молча кивнул и попросил Новгородцева сесть в профиль.
«Значит, в вечер убийства Вежина была одета во все блестящее. В клубе она сидела за столиком для своих. Со сцены он хорошо виден, а для остальных посетителей почти незаметен. Как могла поступить Ксения? — задумался Фролов. — А хотя бы так. Выскользнуть из сверкающей туники, под которой было черное облегающее трико с длинными рукавами, бросить шерстяной палантин на спинку стула, на него набросить тунику, а сверху положить золотую шапочку.