Кто хочет процветать
Шрифт:
— Ты должен немедленно жениться! — словно сообщая сакральную тайну, произнесла она.
Пшеничный поморщился и выпустил сквозь зубы:
— Фу!.. Я-то думал!..
— А что ты думал? — приступила к обработке своего «алмаза» Вера. — Только жена и твой ребенок способны защитить твою жизнь. — Увидев явное сомнение в его глазах, она продолжила: — Смотри сам, какой смысл Каткову, если ты женат и у тебя будет или есть ребенок, убивать тебя? Чтобы отомстить? Разве он дурак? Зачем ему месть, которая не принесет ни копейки? Предположим, он убивает тебя сейчас, тогда у него есть шанс, заплатив, кому следует, отсудить часть наследства малолетнему сыну Станислава Михайловича. Кто выступит против него? Только мать Милены, Зоя Петровна, с
Олег погрустнел, слишком ярко представив себе картину дележа его имущества после его же смерти.
— А что, если этот сынок вовсе и не сын моего отца?
Этот вопрос не понравился Вере, поэтому она решила ответить быстро и уверенно:
— Можно предположить и такой поворот событий, но, устранив тебя, — спокойным голосом, словно она говорила о само собой разумеющихся вещах, — они устраняют и главного оппонента. Наймут пару пронырливых адвокатов, и те докажут, что этот ребенок — сын твоего отца. Да хоть эксгумацию сделают, если понадобится, уже заранее имея на руках нужное заключение экспертизы.
Пшеничный сник настолько, что Вере пришлось налить ему рюмку водки.
— Пей! Пей! — сказала она в ответ на его вопрошающий взгляд «чем бы закусить». — Второй закусишь, — наливая, проговорила она. — А вот если ты будешь женат и у тебя будет ребенок, — не переводя дыхания, продолжала с азартом Вера, — то какой смысл Каткову убивать тебя, когда ты сделаешь завещание на жену и ребенка?
Пшеничный выпил третью рюмку и пошел на кухню. Открыл холодильник и взял банку с корнишонами.
Вера последовала за ним. Тоже выпила и закусила.
— Да! Но как это мне вдруг жениться и как это сразу ребенок?.. — развел руками Олег.
— Ну конечно… — вздохнула Вера и чуть отвела взгляд в сторону, — насчет того, чтобы жениться… Но вот ребенок… Ребенок уже есть.
Олег опустился на стул и с удивлением посмотрел на нее.
— Что ты этим хочешь сказать? — отдаленно догадываясь, но все же сомневаясь, спросил он.
Вера ответила просто:
— Я жду от тебя ребенка. Ему, кстати, уже восемь недель.
Олег моргал ресницами, точно услышал нечто необычное, такое, что могло произойти только с ним.
— Ну что смотришь на меня? — потрясла она его за плечо. — Будто ты единственный на свете мужчина, от которого женщина может ждать ребенка.
Олег улыбнулся, как бы говоря: «Э, что ты понимаешь!..» — и прошептал:
— Конечно, единственный. Ведь это мой ребенок. — Он вслушался в это слово и повторил: — Ребенок!..
— Вера! — Олег вскочил со стула и обнял ее. — Вера, что же ты молчала?
Она рассмеялась:
— Я и сама узнала всего месяц назад. Некогда было сходить к врачу. Так, думала, ничего особенного… А потом не знала, как тебе об этом сказать, не хотела, знаешь, услышать, что тебе это все равно. А вот когда поняла, что ребенок — это твое спасение, решилась. Мы даже можем Каткова сдать милиции, только боюсь, что улики против него слабые, подержат и выпустят. Но попугать — нелишне.
Олег не находил себе места от возбуждения:
— Вера! Как? Как это можно сделать?..
— А все очень просто. Катков тебе позвонит и будет настаивать на встрече, уверена, он не заставит себя ждать. Когда хочется есть и не хочется работать, тогда не тянут с шантажом. Ты согласишься. Это его не насторожит, он решит, что ты испугался и готов пойти на компромисс. Где бы назначить встречу? — задумалась Вера. — Ну это мы посмотрим по обстоятельствам, главное, чтобы были репортеры и много приглашенных. Выставка, презентация чего-нибудь, неважно. Выбрав удобный момент, ты объявишь о том, что мы с тобой поженились и ждем появления наследника. Катков от такого поворота событий хоть на минуту, да потеряет бдительность. И охранники, которых я заранее обо всем предупрежу, скрутят ему руки. Каков ход, а? Высший пилотаж
В глазах Олега засветились лихорадочные огоньки. Он потирал руки, ходил по гостиной, бубнил что-то себе под нос.
— Да!.. — воскликнул он. Вера напряглась, как струна, ожидая согласия, но Пшеничный разочаровал ее. — Все верно. Но как-то вот так жениться… Я не знаю, — глупо улыбаясь, подошел он к ней и взял ее лицо в свои ладони. — Я тебя люблю, Верочка-Вербеночка, но жениться… Натура у меня беспокойная… Я семейный, конечно, но только после сорока.
У Веры сердце оборвалось. Она побледнела и, дернувшись, отошла от Олега. Тот так и остался с поднятыми ладонями.
«Вот же подонок! — борясь со злыми слезами, мысленно возмущалась Астрова. — Такой шанс! Единственный и неповторимый!.. Но ничего, — нашла она точку успокоения, — Вежина тоже ничего не получит. Вернее, получит сполна. Срок длиною в жизнь. Э!.. — сжав кулаки, неистовствовала Вера. — Мне-то от этого не легче. Ну какое-то время я еще буду иметь вес в издательстве. Но потом этот придурок начнет менять девок. А сколько юных дарований будет на него вешаться!.. Одна из них и вытеснит меня. Не писательским талантом, разумеется, а доставленным сексуальным удовольствием. И все начнут читать бред юной особы, упакованный в заманчивые обложки. А она будет посмеиваться над ними с рекламных плакатов, убеждающих, что ее романы — это синтез тончайшей иронии, глубочайшего интеллекта, нового взгляда на мир. Ведь ей только двадцать! Как будто никто так не смотрел на мир, когда ему было столько же. Каждое молодое поколение — это те же штаны, только навыворот. Ну кто, кто кончил иначе, чем все остальные? Что, после двадцати кому-то из многообещающих юных дарований вновь станет девятнадцать? Что, не появятся морщины, не засверкает лысина или целлюлит не обезобразит тело? Да все то же! Та же борьба с каждой морщиной, то же желание выглядеть моложе своих лет. А я?! Я!! — Она настолько предалась своим размышлениям, что, заметив Олега, с удивлением подумала: — Что делает здесь этот подонок?..» И тут одна мысль точно бросила ей в глаза горсть блестящих искр. Она даже зажмурилась и замотала из стороны в сторону головой. Чему-то тонко улыбнулась, подошла к Олегу, потрепала его по волосам и сказала:
— Поступай как знаешь! Я ребенка хотела, и он у меня будет. А ты оставайся свободным. Только уж будь осторожен. Катков еще не пойман и по-прежнему опасен. Мне даже кажется, что у него на почве навязчивого желания получить часть наследства Станислава Михайловича произошел какой-то сдвиг в психике. Убивает налево и направо. Ужас! — Она опустила глаза и, скорбно вздохнув, призналась: — А мне хочется, чтобы мой ребенок запомнил хотя бы смутный образ своего отца. Только не подумай, что я намекаю на то, чтобы ты его официально признал. В этом нет никакой необходимости. Я просто… Понимаешь, просто хочу, чтобы он тебя увидел, — ласково заглядывая ему в глаза, закончила она свою мысль и тут же перевела разговор: — Олежек, давай ужинать. Что там у тебя есть в холодильнике?
Олег мотнул головой в сторону кухни, мол, иди, но сам не двинулся с места. Он стоял, прислонившись к высокому книжному стеллажу, и думал. Думал с обидой: «Как она легко согласилась с тем, что меня могут убить! Вначале предложила мне защиту, но едва я сказал, что еще молод, что еще не способен стать хорошим мужем, как она преспокойно отправилась на кухню ужинать, высказав только одно пожелание: чтобы меня не убили до тех пор, пока ребенок не сможет запомнить отца, хотя бы смутно… Вот же дрянь, а? Значит, наплевать на меня, да?»