Кто хочет процветать
Шрифт:
Астрова была уверена, что сумеет найти слова, чтобы убедить Фролова остаться.
«Он уже попробовал, что такое успех, и удалиться от него в германские туманы будет не так-то легко», — придавая живость прядям волос, которые слишком старательно залакировали в салоне, размышляла она.
— Ведь просила же, — злая морщинка врезалась в лоб, — чуть-чуть. Так нет, им лишь бы дольше сохранялась форма! Ну вот так — ничего, даже хорошо, — несколько раз тряхнув головой, сказала Вера.
На ней было платье из ажурного полотна
— О! — невольно вырвалось у нее. — Я забыла назвать ему мой новый адрес! Значит, он согласился приехать, только чтобы отвязаться от меня, а сам и не думал встречаться…
Глаза наполнились слезами обиды, грозя скатиться по напудренным щекам. Но раздался звонок. Вера порывисто выхватила из сумки телефон.
— Ты!.. — выдохнула с нескрываемой радостью.
— Привет. Я приехал и узнал, что ты, оказывается, уже почти два месяца, как сменила квартиру. Потом я и сам вспомнил. Видел в метро у кого-то журнал, где на снимке ты была в какой-то большой комнате…
— Да, Сережа, я купила новую квартиру. Запоминай адрес…
Минут через сорок раздался звонок в дверь, Вера взглянула на экран монитора и увидела Фролова. Вначале у нее была задумка открыть дверь с сыном на руках, но потом она передумала, найдя такой ход слишком тривиальным. Это слабые женщины используют детей как средство принуждения к браку. Вера встретила Сергея, будто не было более полугода разлуки.
— Проходи! — дотронулась она до его руки.
Фролов вошел и внимательно посмотрел на нее.
— Даже похорошела, — удивленно произнес он.
Вера провела его в большую, обставленную светлой мебелью гостиную с высокими окнами, камином за стеклянным экраном, усадила в кресло и предложила выпить.
Подошла к стойке бара, продуманно красиво потянулась за бутылкой, чтобы платье приподнялось и бедро приоткрылось в самом соблазнительном ракурсе.
Наполнив два стакана, перемешала стеклянной ложкой джин с тоником и вернулась к Фролову.
— За нашу встречу! — приподнимая стакан, предложила она.
Сергей вопросительно взглянул на нее:
— Пьют за встречи радостные, а не вынужденные. Я пришел, потому что ты попросила.
Он отпил из стакана и опять вопросительно взглянул на Веру.
— Говори! Ты же меня за этим звала. Что тебе надо мне сказать такого, что ты еще не успела?
— Однако, — не удержалась она от упрека в голосе, — разве нам с тобой не о чем поговорить?
Сергей сцепил пальцы, но было заметно, как они подрагивали от внутреннего напряжения.
— По-моему, своим… — он запнулся, — своим пособничеством в убийстве Пшеничного ты сказала все.
— Что? — протянула с широко открытыми от возмущения глазами Вера.
— То, что ты страшный человек. Ты хладнокровно обрекла Пшеничного на смерть.
— Ах, вот ты о чем… — словно успокоившись, проговорила она и вынула из пачки темно-коричневую сигарету. Прикурила от зажигалки и села напротив Фролова. —
Фролов тонко улыбнулся:
— Я бы поверил тебе, причем совершенно искренне, если бы ты столь скоропалительно не вышла замуж за Пшеничного и не вынудила его составить новое завещание в твою пользу и в пользу ребенка.
— Сережа… — громко и с негодованием начала Вера, — я его назвала Сережей, — чуть тише произнесла она и уже шепотом закончила: — Наш с тобой сын.
Фролов, откинувшись на спинку кресла, расхохотался:
— Сергей Олегович Пшеничный не может быть моим сыном.
Вера скривила свои блестящие от губной помады губы:
— Ах, вот ты о чем!
— И об этом тоже. И вообще, нам не о чем говорить. Ты только попусту потратишь свое драгоценное время. Тебе и издательством надо руководить, и в совете директоров заседать, и книги писать… Я пойду лучше. — Он допил джин и поднялся с кресла.
— Нет! — ухватила его за плечо Вера. — Ну с чего ты решил, вбил себе в голову, что я сознательно подставила Олега под удар?! — с негодованием воскликнула она.
Фролов грустно смотрел на нее, некогда такую любимую и такую чужую теперь…
— Я не знала, что он придет на выставку, — словно перемотав кассету, начала вновь Вера.
— Да все ты знала! — в отчаянии от ее лжи резко махнул рукой Сергей.
— Нет! — точно дразня его, категорически ответила она.
— Ах, нет? — с нарочитым смирением произнес Фролов, опустив глаза и сжав руки в замок, чтобы не залепить Вере пощечину. — Значит, если бы Пшеничного не убили, ты бы продолжала оставаться его женой и не сказала бы, что ребенок от меня.
Она сосредоточенно молчала несколько секунд, а потом ответила:
— Какое-то время — да! Но потом я бы развелась с Олегом. И он был бы вынужден платить алименты. А мы бы с тобой поженились.
— Вера! Вера! — Сергей встряхнул ее за плечи так, что локоны ее прически вздрогнули. — Вера, не лги! Не сочиняй на ходу! Он бы платил алименты, а все завещал бы ребенку от новой жены, и это устроило бы тебя? — Гримаса боли и негодования перекосила его лицо. — Нет! — ответил он сам. — Ты перехватила замысел Вежиной. Ты ее руками убила последнего Пшеничного. Хотя, если разобраться, виноват в этом я. — Фролов подошел к стойке бара и налил себе рюмку водки. — Я, будто первый на свете мужчина, не имеющий опыта поколений, доверил любимой женщине тайну, от которой зависела жизнь другого человека. Невероятная, доисторическая глупость, — развел он руками. — Как только ты узнала, кто и, главное, с какой целью устраняет Пшеничных, ты составила свой план, и Вежина стала такой же марионеткой в твоих руках, какой уже был я. Затем ты опутала Пшеничного. Он послушной рукой, водимой тобою, подписал брачное свидетельство и составил новое завещание. Одну марионетку убили, другую отправили в дом с решетками, третья, притянутая за последнюю уцелевшую нить былого чувства, — перед тобой, но я ее разрываю.