Кто хочет процветать
Шрифт:
Ему нравилась ее почти детская растерянность, какая бывает, когда на день рождения дарят сразу столько коробок, что не знаешь, с какой же начать открывать.
После размышлений Лилия призналась, что никуда особенно не хочет.
— Ладно, сначала поужинаем, а потом решим. В половине восьмого я за тобой заеду.
Он подъехал, опоздав минут на пятнадцать. Лилии у выхода из салона не было.
— С норовом, — невольно произнес вслух шофер и осекся.
Но Станиславу Михайловичу очень понравились
— Но мне ее некем заменить! — возмутилась она.
— У вас у самой отличная фигура, — заметил Пшеничный, протягивая ей пятьдесят евро.
Менеджер, отведя взор как бы в сторону, двумя пальчиками взяла купюру.
— Ладно, посмотрю, может, Маша еще не ушла.
Четверть часа спустя Лилия и Станислав Михайлович, смеясь, уже садились в машину.
— Как здорово, что вы меня освободили от этих противных теток. Они наши давние клиентки. Мучают ужасно. Одну и ту же вещь им сто раз показывай. Только снимешь, они опять требуют, чего-то там не рассмотрели. И так до бесконечности.
Станислав Михайлович предложил поужинать в ресторане с кавказской кухней.
— Как хотите, — ответила Лилия. — Я нигде не была, мне все равно.
— Значит, едем туда, — бросил он водителю, но, посмотрев на часы, пробормотал с досадой: — Вот черт, забыл. Ты понимаешь, — обратился он к Лилии, — мне надо заехать в один клуб. Там отмечают день рождения. Надо поздравить. Я не надолго. Ты подождешь в машине, ладно?!
— Хорошо, — согласилась девушка.
Пшеничный попросил шофера остановиться перед цветочным магазином. Он выбрал двадцать одну чайную розу и одну пунцовую. Букет был уложен в прозрачную коробку, а пунцовая роза перевязана шелковой лентой.
Станислав Михайлович разошелся с матерью Милены, когда той исполнилось пять лет. Он позабыл о ней, едва закрыл за собой дверь квартиры, которую благородно оставил бывшей жене и ребенку. Да и зачем она была ему нужна, обыкновенная трехкомнатная квартира, когда он приобрел пятикомнатную в доме, построенном по европейскому образцу.
Пшеничный исправно платил алименты, не забывал о подарках ко дню рождения. Был, одним словом, образцовым отцом, оставившим семью. Но по прошествии восьми лет на пороге его кабинета появилась хорошенькая самоуверенная блондиночка.
— Ба! Милена, ты, что ли? — воскликнул Пшеничный.
— Я!
Возникла пауза. Пшеничный непонимающе смотрел на девчушку с пунцовыми от волнения щеками.
— Сегодня день моего рождения, — сказала она.
— Я помню и послал тебе подарок, — ответил Станислав Михайлович.
— А я больше не хочу подарков без… — она силилась произнести слово «папа», но не хватало духа, — не хочу подарков без тебя!
Станислав Михайлович с интересом ожидал, что будет дальше.
— Так чего же
— Хочу… Хочу с тобой в цирк, в парк… Мороженого… Понимаешь, — пронзительным звоночком зазвенел ее голосок, — хочу с тобой!
С того дня дочь вновь вошла в его жизнь. Станислав Михайлович даже привязался к ней. У них был общий стержень. Они были Пшеничные, чего, к сожалению для него, нельзя было сказать об Олеге, сыне от второй жены.
Милена выскочила из-за стола, едва заметив, что отец вошел в зал, и бросилась ему навстречу.
— Папка, думала, что ты уже не придешь, — шепнула она, прижимаясь к его плечу.
Он протянул ей коробку с букетом и отдельно — пунцовую розу.
— Нельзя же дарить четное число, вот я и разделил его.
— Только ты догадался, как подарить на двадцатидвухлетие на каждый год по розе. Просто сделал двадцать один и один, — восхищенно проговорила Милена и громко крикнула: — А теперь торт!
Вкатили пышный торт. Милена, Станислав Михайлович и его первая жена, мать Милены, Зоя, подошли к многоэтажному сладкому сооружению, сверкающему свечами.
— Ну, помогайте! — обратилась Милена к родителям и изо всех сил принялась дуть на золотистые огоньки.
Гости зааплодировали. Милена, вооружившись серебряным ножом и лопаткой, стала резать торт и раскладывать по тарелкам.
— Спасибо, что пришел, — сказала Станиславу Михайловичу Зоя. — Милена очень привязана к тебе. И очень на тебя похожа. Такая же прагматичная, — не скрыла она вздох сожаления.
— Прямо уж и такая, — беззлобно поддел он ее. — Книги как любит!
— Вот-вот, — подтвердила Зоя, — у нее любовь к книгам точно такая же, как и у тебя, коммерческая.
— Что поделаешь, исключительно на издании интеллектуальной литературы заведомо прогорим. Печатаем то, что требует рынок. А рынок требует ужасов, страстей и крови.
— Папа, — подлетела к ним со сверкающими глазами Милена, — а ты попробуешь мой торт?
— Обязательно!
Он надломил ложкой кусочек торта, протянутый ему дочерью.
— Вкусно. Необыкновенно! — ответил на ее немой вопрос. Вытер салфеткой усы и сказал: — Ну все, Миленка, мне пора!
— Пап!.. — захныкала дочка. — Побудь еще!
— Не могу! Дела! Вот окончишь свою финансовую академию, придешь ко мне работать, поймешь тогда, что такое издательство. В каждой напечатанной книге, — перешел он на шутливый тон, — капля моего пота и крови, понятно?
— Ладно! Пошли провожу тебя!
Они вышли в вестибюль. Милена в своем открытом платье ежилась от прохлады.
— Беги! Гости ждут! — целуя ее в щеку, сказал Станислав Михайлович.
Она кивнула, но не ушла. Подойдя к окну, смотрела, как отец садится в машину. И тут ее острый молодой глаз выхватил из мрака салона силуэт девушки. Щеки Милены мгновенно покраснели от досады. Она даже не решилась сразу вернуться к гостям, а потихоньку заглянула в банкетный зал и знаком подозвала подругу: