Кто хочет стать президентом?
Шрифт:
Винглинский отдал соответствующую команду с помощью маленького внутреннего телефона.
– А вы, товарищ майор, уверены, что мы договоримся? Майор ответил спокойно и твердо:
– Да.
Винглинский произнес с сомнением:
– Н-да.
Елагин иронически покосился в его сторону:
– Да вы тоже уверены, Сергей Янович. Вы уже все взвесили, и никакого Андрюшу Голодина вам по большому счету не жаль. И никого в этой команде – все они там пауки при вашем банке. Извините за каламбур.
Винглинский
– Мне говорили, что вы идейный борец, последний защитник отечества. Странно слышать от вас призыв к предательству. Ведь я, подумайте, как я буду выглядеть в глазах прогрессивной общественности после такого выступления?
– Мне плевать на ваши переживания по этому поводу. В конце концов в вашей шайке все по большому счету сами за себя. И на вашем месте любой и каждый поступил бы точно так же – спасал бы свою шкуру.
Олигарх спрятал телефон.
– Вы не очень-то вежливы.
– Такое впечатление, что вы тянете разговор. Хотите дотянуть до места, где меня сотрут в порошок, да? Ну так это бесполезно, я вас уже ставил об этом в известность.
– Знаю, знаю.
Майор посмотрел в окно:
– Мы уже не так далеко от хранилища шкатулки с алмазом.
– Понимаю, понимаю. Только я вам вот что скажу: ни с какими заявлениями я, разумеется, выступать не буду. Это совершенно не мой стиль.
Майор взялся за ручку дверцы:
– Тогда прощайте.
– Вы не поняли. Я предложу вам намного более приемлемые условия обмена.
Елагин сделался сама настороженность. Чего теперь ждать от этого хитрого, коварного…
– Вы, помнится, в самом начале нашей беседы сказали, что были бы не прочь вставить хорошую палку в колесо избирательной телеги Голодина.
– И могу повторить это.
– Такая палка со мной. То есть не в реальном, а в фигуральном смысле. Только для начала у меня к вам будет несколько вопросов. Собственно, всего один вопрос. Нет, все-таки несколько.
Майор помедлил, но согласился:
– Спрашивайте.
– Вы следите за избирательным представлением?
– Время от времени.
– Значит, время от времени вы слушаете выступления Андрея Андреевича?
– Да.
– Разве они не производят на вас впечатления?
– Нет.
– Он же говорит как самый настоящий державник. Как патриот. Значительно откровеннее и решительнее, чем говорил Путин, когда шел к власти.
– Тут важно, как человек себя поведет, придя к власти.
– Вы думаете…
– Я уверен: ваш Андрей Андреевич говорит то, что ему разрешили сказать, учитывая настроения в стране. А может, даже и просто написали ему эти речи. Какие-нибудь ребята в Вашингтоне, хорошо знающие русский язык.
Винглинский выпятил губы, потом облизал их. И сказал:
– Прочтите вот это.
Он протянул собеседнику давешнюю распечатку, первый вариант которой был так страшно и тщательно уничтожаем сначала в пепельнице, а потом в унитазе.
Майор очень быстро ознакомился с документом.
– Любопытно.
– И все?!
– Пока это на бумаге, это всего лишь любопытно.
– Есть и аудиозапись. Отчетливая, сделанная на лучшей зарубежной технике.
Майор недоверчиво поинтересовался:
– И вы можете мне ее предложить?
– Конечно. За этим я и приехал к ресторану «Суп». Нашел символику: мы с вами сварим отличный супешник. Но я вижу на вашем лице следы недоверия.
– Честно говоря, да, кое-что тут не совсем вяжется. Винглинский беззаботно отмахнулся:
– Все вяжется. Диск я дам вам прослушать прямо здесь, в машине. И вам самому решать: похоже – не похоже. Мой голос вы сейчас имели возможность изучить. Голос Капустина сто раз слышали по телевизору. Майор кивнул:
– Все так. Но непонятно, почему на предательство своего клана в виде публичного выступления вы пойти не можете, а вот так, тайком, обрушиваете его спокойно и цинично.
– Я мог бы не отвечать на ваш вопрос и обидеться. Но отвечу, да вы и сами можете догадаться, что все объяснение – в слове «публичного». Я не публичный человек, а в остальном как раз такой, каким вы меня себе представляете. Что, еще что-то не так?
– Последнее сомнение. И велите шоферу свернуть к Киевскому вокзалу.
– Давайте ваше сомнение.
– Некоторая неравноценность документов. Политический вес вашего намного больше, чем моего.
Винглинский охотно согласился:
– Правильно, в моем документе смерть, а вашем только большие неприятности, может быть, денежные потери. Но это МОИ неприятности, МОИ денежные потери. Представьте, что у вас болит зуб, а к вам приходит человек, больной диабетом. И говорит: я соглашусь, чтобы у тебя прошел зуб, если ты согласишься, чтобы у меня прошел диабет. Разве вы не поймете друг друга? И потом, какой бы я с вас мог бы потребовать доплаты? Хотя надо бы. А то я веду себя не по-бизнесовому.
Майор задумчиво сказал:
– Думаю, вы открыли мне не всю правду.
– Да-а? А вы ждали всю?
– Такое впечатление, что вы не хотите выхода Голодина во второй круг.
– Почему это?
– Для вас это гибель. Этого вам не простят и достанут так же, как Березовского и Невзлина. Вас даже антарктические пингвины выдадут, если потребуется.
– Может быть, вы уже вентилировали обстановку на сей счет среди этих птичек?
– Может быть.
Винглинский стал серьезнее и суше в своей речи: