Кто и как изобрел Страну Израиля
Шрифт:
Поэтому неудивительно, что начали появляться подстрекательские слухи, направленные против Аль-Шейх Муниса. Эти слухи день ото дня усиливались. Рассказывали, что в деревню проникли «внешние» отряды, так называемые банды, и принесли с собой много оружия. Говорили даже, что в ней находятся вооруженные немецкие офицеры [659] . Эффективные разведывательные службы Хаганы и полеты разведывательных самолетов над деревней раз за разом вскрывали несостоятельность фальсифицированных сведений, однако и это не помогало. Авраам Криница, мэр Рамат-Гана, жаждавший земель Аль-Шейх Муниса, граничивших с его городом, был одним из главным подстрекателей. Организация «Лехи» [660] , почти не участвовавшая в тяжелых столкновениях на юге Тель-Авива, присоединилась к «предприятию по запугиванию» к северу от города, имевшему целью изгнание местного населения. Яаков Банай, один из руководителей «отколовшейся организации», писал в своих воспоминаниях:
659
Ben-Tor N. History of the Fighters for Freedom of Israel (Lechi). — Vol. IV. — Jerusalem: Yair, 2010 (на иврите). — P. 414.
660
«Лехи» (сокращение
«Эта деревня занимала значительное пространство между Тель-Авивом, Рамат-Ганом и Петах-Тиквой. Местоположение деревни обязывает ее вести себя разумно и тихо, однако существует постоянный контакт между ней и другими центрами арабского населения. Шмуэль а-Леви [сотрудник тель-авивского муниципалитета] советует захватить деревню. Мы приступаем к подготовительным шагам. Предпринято демонстративное патрулирование. В нем приняли участие шестьдесят человек. Мы прошли по деревне и постарались, чтобы они узнали, что это люди из „Джамаат Штерн“ [661] . На них напал ужас. Следующий шаг: пригласили мухтара [662] на завтра, на встречу на мосту Джалиль [сегодня — Глилот]. Они приехали верхом на лошадях, в праздничной одежде. Шмуэль а-Леви сообщил им, что они должны в течение 24 часов собрать все оружие, находящееся в деревне, и принести его в указанное место. Они утверждали, что у них нет никакого оружия, кроме личного — охотничьих ружей [для пальбы в воздух на свадьбах]. Хватило двух этих мероприятий, патрульного объезда и встречи, чтобы вселить в них страх. Они начали покидать деревню. Мы продолжали давление на местных арабов…» [663]
661
«Шайка Штерна», то есть «Лехи» — по имени первого руководителя и идеолога организации Авраама-Яира Штерна. — Прим. пер.
662
Гражданского главу деревни. — Прим. пер.
663
Банай Я. (Мазаль). Неизвестные солдаты. Книга об операциях «Лехи». — Тель-Авив: Хуг едидим, 1958. — С. 652.
Дальнейшее давление было типичной серией террористических актов. Элиша Ивазов (Авраам Коэн), один из боевиков «Лехи», был схвачен на пути в Наблус (Шхем) в грузовике с взрывчаткой, которая должна была взорваться в арабском городском командном штабе. В ответ его товарищи по оружию похитили 12 марта четырех жителей Аль-Шейх Муниса — по случаю, их сопровождал подросток, — вышедших из деревни в стороны моста Джалиль в поисках еды и горючего. Пятеро заложников, разумеется, не имели никакого отношения к задержанию Ивазова в Наблусе, однако похитители из «Лехи» угрожали убить их, если Ивазов не будет освобожден. В деревне прошел слух, что похищенные уже убиты. Началась паника. Вмешательство Хаганы, включавшее уговоры, давление и посредничество, привело к освобождению пятерых заложников (в ходе переговоров выяснилось, что Ивазова убили сразу после поимки, так что похищение было бессмысленным), однако террористический акт оказал свое действие. «Деревня постепенно пустеет, — с удовлетворением продолжает рассказывать Банай, — мы оставили им путь наружу, большинство двигалось со своими верблюдами, несшими пожитки, в направлении Тулькарма и Калькилии» [664] .
664
См. также рассказ Натана Ялина-Мора (N. Yalin-Mor. Lohamey Herut Israel. People, Ideas, Deeds. — Jerusalem: Shekmuna, 1975 (на иврите). — P. 478–479). Бывший командир «Лехи» добавляет с грустью: «Я много раз спрашивал себя: что было бы, если бы мухтаров Аль-Шейх Муниса и Джалиля не оказалось в конце 1943 года среди старейшин, посетивших Махнеса и предложивших убежище скрывавшимся боевикам „Лехи“? Это были другие времена» (там же).
Не одни только герои «Лехи» оставили жителям Аль-Шейх Муниса единственный путь «наружу», то есть на север. Им помогали и «умеренные» солдаты Хаганы. Невзирая на колебания и моральные ограничения, разумеется, вопреки всем заключенным ранее писаным и неписаным соглашениям, тель-авивское региональное командование Хаганы решило присоединиться к «отколовшейся организации» в организации блокады дорог, ведущих в деревню. Не следует забывать, что британский мандат еще не истек и солдаты его величества все еще находились на своих базах, в том числе и совсем неподалеку. Тем не менее их присутствие не помешало 33-му батальону бригады «Александрони» в ночь на 20 марта окружить поселение и занять несколько домов на его окраине. С этого момента никто не мог ни войти, ни выйти без разрешения осаждающих; снабжение деревни происходило под их тщательным контролем. Выход на полевые работы стал невозможным; жителям не позволяли ухаживать за начинавшими поспевать злаковыми. На следующем этапе тем, кто покинул поселение, уже не позволяли в него вернуться. Экономическое удушение и отсутствие горючего для генераторов быстро привели к недостатку еды и даже воды. В мрачные последние дни жизни деревни из нее ушли немногие оставшиеся обитатели во главе с наивным Ибрагимом Абу-Кхилем, продолжавшим до этого самого момента слепо верить своим еврейским «друзьям».
После ухода последних жителей деревни (за исключением старого местного сумасшедшего, судьба которого осталась неизвестной) боевики «Лехи»
665
Банай М. Шагать с воспоминаниями. Шейх Мунис, Тель-Авив. — Ашкелон: Банай, 1995. — С. 30–33.
Кстати сказать, перепуганные жители Аль-Шейх Муниса, оказавшиеся в вынужденном изгнании, были уже далеко. Некоторые из них добрались до Тулькарма и Калькилии, городов, оказавшихся после войны, как и весь Западный берег, под иорданским контролем. Другие рассеялись по деревням «треугольника» [666] (в частности, по Тире и Джалджулии), «приземлившимся» на территории Израиля. Немалая часть их оказалась в итоге в лагерях беженцев в секторе Газы. Оставшихся в Израиле поселили в палатках; у них не было ни малейшей возможности заработать себе на жизнь, вдобавок на их передвижения были наложены драконовские ограничения. Некоторые из этих беженцев позднее покинули Западный берег и Израиль и начали скитаться по просторам Ближнего Востока. Буквально единицам удалось добраться до Соединенных Штатов и Канады. Все немалое имущество жителей Аль-Шейх Мунис, включая землю и недвижимость, было экспроприировано израильскими властями. Даже оставшиеся в Израиле жители ничего обратно не получили — несчастных объявили «присутствующими-отсутствующими», после чего аннулировали их право собственности на дома и земли. Само собой разумеется, никому из жителей деревни не была выплачена и денежная компенсация — ни тогда, ни впоследствии.
666
«Треугольником» (в Палестине, а затем в Израиле) называют населенную преимущественно арабами — гражданами Израиля, имеющую приблизительно треугольную форму восточную часть Шаронской долины, включающую ряд крупных арабских поселений, в том числе города Умм эль-Фахм и Тайбе. — Прим. пер.
Лишь спустя годы они рискнули совершить тайное паломничество в Аль-Шейх Мунис, с тем чтобы издали взглянуть на свои дома. Беженцы, ставшие гражданами Израиля, смогли сделать это еще до 1967 года. Те, что прижились на Западном берегу, добрались до старой доброй известняковой скалы лишь после Шестидневной войны.
2. Земля забвения
Участь жителей Аль-Шейх Муниса оказалась гораздо лучшей, нежели горькая судьба жителей Дейр-Ясина, Эйн аль-Зейтуна (Ein al-Zeitun), Бал ад аль-Шайха (Ein al-Zeitun) и других деревень, которые заплатили своими жизнями за то, что отважились поддержать вооруженное сопротивление созданию еврейского государства в своей стране. Однако нет никакого сомнения в том, что им пришлось куда тяжелее, чем, к примеру, арабским жителям Эйн Худа (Ein Houd).
Обитатели этой мирной деревни, расположенной в северной части Приморской низменности, решили, точь-в-точь как и жители Аль-Шейх Муниса, не вступать в силовую конфронтацию с силами сионистской армии, но тем не менее также были изгнаны из своих домов. Однако некоторым из них — воистину чудесным образом — было разрешено поселиться на холме, находившемся неподалеку от захваченной деревни, так что они имели возможность смотреть на нее в течение всего отведенного им жизненного срока. Их «старое» поселение превратилось в еврейско-израильскую деревню художников [667] , в то время как «новый» Эйн Худ в течение долгого времени оставался «не признанной властями» деревней. Однако в конце концов им сказочно повезло: через 52 года после «основания» деревня получила официальное признание, а в 2006 году ее даже подключили к общеизраильской системе электроснабжения [668] . Беженцам из Аль-Шейх Муниса, увы, так и не разрешили вести общинную жизнь, так что большая часть их рассеялась, как мы уже знаем, по всему свету.
667
Названную очень похоже — Эйн Ход. — Прим. пер.
668
О двух соседних деревнях, а также о памяти и о ландшафте см. замечательную книгу: S. Slyomovics. The Object of Memory. Arab and Jew Narrate the Palestinian Village. — Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1998.
История Аль-Шейх Муниса не является исключительной. Как уже упоминалось в четвертой главе этой книги, помимо арабских кварталов в городах, более 400 других деревень были стерты с лица «Страны Израиля» в ходе войны 1948 года, некоторые уже после окончания боев [669] . Около 700 тысяч человек стали беженцами в ходе палестинской катастрофы — Накбы, их земли и дома были отобраны без всякой компенсации. Многие из них, как и их потомки, до сих пор живут в лагерях беженцев в различных уголках Ближнего Востока. Для чего в таком случае здесь излагается история одной-единственной деревни?
669
Замечательная работа Ноги Кадман «Стертые из пространства и из сознания» (N. Kadman. Erased from Space and Consciousness. — Jerusalem: November Books, 2008 (на иврите)) прекрасно демонстрирует израильскую систему «производства» забвения всего, что относится к человеческому ландшафту, ранее существовавшему в Палестине.
Как я уже объяснял в самом начале послесловия, мысль об этой деревне вызывает у меня тяжелое чувство угнетения и стыда; на мой взгляд, то же самое должен чувствовать любой историк, работающий в Тель-авивском университете. В ходе своей исследовательской работы я пытаюсь с величайшей осторожностью восстановить память о событиях прошлого при помощи забытой документации, оставшейся от былых времен; параллельно я преподаю историю как профессиональную дисциплину. Мои ученики вправе ожидать от меня разумной дозы научной честности и беспристрастности. Именно поэтому я начинаю преподавание любого курса с упоминания о том, что коллективная память о чем бы то ни было является непременно (хотя и в разной степени) продуктом культурной инженерии, почти всегда подчиненной потребностям и настроениям настоящего. Я особо подчеркиваю, что, когда речь идет об истории наций, не столько прошлое порождает настоящее, сколько национальное настоящее почти свободно лепит собственное прошлое, и это прошлое непременно несет в себе колоссальные пустоты — пустоты забвения.