Кто нашел, берет себе

Кинг Стивен

Позже

Пикник

В пятницу, предшествующую длинным выходным по случаю Дня труда, «джип-рэнглер» — уже в годах, но любимый владельцем — заезжает на стоянку над бейсбольными площадками Малой лиги в парке Макгинниса и останавливается рядом с синим «мерседесом», тоже не первой молодости. Джером Робинсон спускается по заросшему травой склону к столу для пикника, на котором уже разложена еда. В руке у Джерома — большой бумажный пакет.

— Привет,

Холлиберри!

Она поворачивается.

— Сколько раз я просила не называть меня так? Сто? Тысячу? — Но она улыбается, а когда Джером обнимает ее, в ответ обнимает его. Джером не испытывает судьбу, стискивает Холли один раз и спрашивает, что на ленч.

— Куриный салат, салат с тунцом и капустный салат. Я также купила сандвич с ростбифом. Это для тебя. Если захочешь. Я красное мясо больше не ем. Оно не согласуется с моими суточными биоритмами.

— Съем, конечно, чтобы не ввергать тебя в искушение. Они садятся. Холли наливает «Снэппл» в одноразовые стаканчики. Они произносят тост за окончание лета, принимаются за еду, обсуждая фильмы и телешоу, временно не касаясь причины, по которой встретились: это прощание, во всяком случае, на какое-то время.

— Жаль, что Билл не смог подъехать, — говорит Джером, когда Холли протягивает ему кусок торта с шоколадным кремом. — Помнишь, как мы собрались здесь на пикник после его судебных слушаний? Чтобы отпраздновать решение судьи не отправлять его в тюрьму?

— Очень хорошо помню, — отвечает Холли. — Ты хотел приехать на автобусе.

— Так ведь енто, автобус забесплатно! — восклицает Тайрон Филгуд. — Я беру все, что забесплатно, мисс Холли!

— Когда ты это перерастешь, Джером?

Он вздыхает:

— Думаю, в каком-то смысле уже перерос.

— Биллу позвонил Питер Зауберс, — объясняет Холли. — Поэтому он и не смог подъехать. Он передает тебе наилучшие пожелания и обещает, что повидается с тобой до твоего отъезда в Кембридж. Вытри нос. Он у тебя в шоколаде.

Джером с трудом подавляет желание сказать: Шоколад — енто моя самая любимая расцветка! — и спрашивает:

— У Пита все в порядке?

— Да. У него какие-то хорошие новости, и он хотел сообщить их Биллу при личной встрече. Я не могу доесть торт. Хочешь? Если, конечно, ты не против того, чтобы доедать за мной. Если против — ничего страшного, но я не простужена и ничем таким не болею.

— Я готов даже воспользоваться твоей зубной щеткой, — отвечает Джером, — но я наелся до отвала.

— Фу. Я бы никогда не воспользовалась чужой зубной щеткой. — Холли собирает бумажные стаканчики и тарелки, относит в ближайший мусорный бак.

— Когда ты завтра уезжаешь? — спрашивает Джером.

— Восход в шесть пятьдесят пять. Я собираюсь выехать не позже семи тридцати.

Холли едет на автомобиле в Цинциннати повидаться с матерью. Одна. Джерому с трудом в это верится. Он рад, но при этом тревожится за нее. Вдруг что-то пойдет не так и выбьет ее из колеи?

— Перестань волноваться. —

Она возвращается и садится. — Все будет хорошо. Только платные автострады, никакой езды в темноте, и синоптики обещают хорошую погоду. Опять же, у меня три любимых саундтрека на диске: из «Проклятого пути», «Побега из Шоушенка» и «Крестного отца-два». Последний, по моему мнению, лучше всех, хотя Томас Ньюман в целом гораздо лучше Нино Роты. У Томаса Ньюмана музыка такая загадочная.

— Джон Уильямс, «Список Шиндлера», — возражает Джером. — Лучше быть не может.

— Джером, я не хочу сказать, что ты несешь пургу, но… так оно и есть.

Джером смеется, довольный.

— У меня будут мобильник и айпад. Полностью заряженные. «Мерседес» только что прошел техническое обслуживание. И вообще, ехать каких-то четыреста миль.

— Клево. Но позвони, если возникнет необходимость. Мне или Биллу.

— Конечно. Когда ты уезжаешь в Кембридж?

— На следующей неделе.

— В доках работу закончил?

— Да, и рад этому. Физический труд, возможно, хорош для тела, но вряд ли облагораживает душу.

Смотреть в глаза для Холли еще проблема, даже близким друзьям, но она делает над собой усилие и встречается взглядом с Джеромом.

— С Питом все хорошо, с Тиной все хорошо, их мать уже на ногах. Все это замечательно, но скажи мне, что с Биллом? Скажи правду.

— Я не знаю, о чем ты. — Теперь Джерому с трудом удается не отвести взгляд.

— Он очень похудел, это первое. Физические нагрузки и салаты завели его слишком далеко. Но на самом деле меня тревожит другое.

— Что? — Но Джером знает ответ и не особо удивлен, что она тоже знает, хотя Билл думает, что для нее это тайна. Холли умеет добывать информацию.

Она понижает голос, словно боится, что их подслушают, хотя в радиусе ста ярдов нет ни души:

— Как часто он ездит к нему?

Джером не спрашивает, о ком речь.

— Точно не знаю.

— Чаще, чем раз в месяц?

— Думаю, да.

— Раз в неделю?

— Едва ли так часто. — Хотя кто знает?

— Почему? Он же… — Губы Холли дрожат. — Брейди Хартсфилд — почти овощ!

— Ты не должна винить себя за это, Холли. Абсолютно не должна. Ты ударила его, потому что он собирался взорвать несколько тысяч детей.

Джером пытается коснуться руки Холли, но та ее отдергивает.

— Я и не виню! Сделала бы это снова! Снова, снова и снова! Но я вижу, что для Билла он превратился в навязчивую идею! Я специалист по навязчивостям, и ничего хорошего в этом нет!

Она скрещивает руки на груди, прежним жестом самоуспокоения, от которого в последнее время практически отказалась.

— Не думаю, что это навязчивость, — говорит Джером осторожно, словно нащупывая путь. — И не думаю, что это связано с прошлым.