Кто ответит?
Шрифт:
– Танюша, деточка, завтра, не до того...
– Он разделся.
– Ужинать будешь?
– Появившаяся в прихожей Вероника, завязывавшая цветастый, накрахмаленный передничек, чмокнула его в щеку. Красивая, энергичная, сразу видно: все знает, все умеет, а если насчет милых женских слабостей, то и их сыграет в нужный момент безупречно. Партнер надежный.
– Сыт я, - сказал Ярославцев.
– Можешь поздравить: через неделю твоя супруга - начальник отдела МИДа, - поделилась она игриво.
– А? Ты не рад?
– Видишь, только я у тебя
– Кстати, о будущем невредно бы и тебе подумать, - заметила она.
– Пока поступают предложения, во всяком случае.
– Выбираю лучшее, - ответил он.
– Володя, дорогой, ты посмотри на свою жизнь...
– Она говорила доверительно, мягко, как хороший друг; она всегда, впрочем, так говорила - на воркующей какой-то ноте участия и совета, не назидательности.
– Спишь до полудня, сплошные мотания, заработки непонятные, вообще неизвестно, кто таков...
– И все же, полагаю, высокая зарплата министерского чиновника устроила бы тебя в меньшей степени, - возразил Ярославцев, улыбнувшись.
– Ошибаешься. Устроила бы. Я скоро буду доктором, диссертация на подходе. У нас все есть, деньги нужны лишь на текущие расходы...
Разговор велся без накала, как бы между прочим, покуда закипал чай, и Вероника выставляла на стол печенье, конфеты и орешки; Ярославцев же безразлично размышлял: что же его связывает с женой? Взрослеющая дочь? Квартира и мебель? Постель? Или попросту привычка каждодневных встреч друг с другом за чаем и такие вот разговоры, цель которых - большее либо меньшее обозначение перманентных ее претензий к нему?
– Сегодня, надеюсь, пить не будешь?
– спросила она с очаровательным юмором в интонации.
– Как изволите приказать, - ответил Ярославцев сухо, подумав: “А выпил бы... Повестка эта... Завтра к десяти утра тащиться - вот, черт... испытание. Физическое и моральное. Кстати. В тюрьме встают рано. И ложатся рано. Привыкай. И затей там никаких... Нет, не пережить тюрьмы. Лучше из окна вниз головой!”
– Слушай, мне надо все-таки сделать подарок шефу, - ворвался в сознание голос жены.
– Мое назначение - исключительно его заслуга.
– И сделай, - пожал плечами Ярославцев.
– Не так-то просто... Не дай Бог, сочтет за взятку! Он знаешь какой!
– Не берет?
– спросил Ярославцев с иронией.
– Да о чем ты!
– Ну, положим, дать взятку можно любому. Другое дело: как дать?..
– Он поднял на жену глаза испытующе.
– Может, в чем-то нуждается твой шеф? Услуги, связи?..
– Кто знает?
– Она озабоченно размышляла.
– Слышала, сына у него в армию забирают, как бы тут помочь бы, а?
– Устроим, - сказал Ярославцев.
– Завтра же. И от такой услуги твой неподкупный босс не откажется. И все чинно-благородно будет, аж до противного.
– Мысль!
– согласилась Вероника, наливая чай мудрому мужу.
– Милая жена, а теперь вопрос к тебе, - неотрывно глядя на ловкие, ухоженные руки ее, сказал Ярославцев.
– Как ты считаешь: что в принципе нас с тобой связывает на день сегодняшний? Уверяю: вопрос без прицела, праздный.
– То же, что и всегда... любовь, дорогой.
– Она поцеловала его в макушку. И засмеялась легко и беззаботно.
– Точно, - усмехнулся он.
– Очень ты правильно... подметила. И главное - я рад, что наши мнения совпадают.
Из рапорта
...Предполагается, что подслушивающая и звукозаписывающая аппаратура, обнаруженная в квартире Лямзина И.З., использовалась с целью фиксирования телефонных разговоров, а также бесед, которые вел Монин А.М. со своими гостями. Убедительна версия о передаче записанной информации Ярославцеву В.И., заинтересованному в контроле за действиями Монина А.М.
...Основное место пребывания Монина А.М. не установлено. Сложность задачи в данном случае заключается в самом маршруте, по которому объект следует к месту жительства. Маршрут проходит через лесные объезды и пустынные участки, на которых группа наблюдения может быть легко выявлена. Целесообразна установка на автомобиль Монина радиомаяка.
МАТЕРЫЙ
Чувство опасности не подводило его никогда. Вот и сейчас, противным холодком цепенящее все тело, в которое будто бы целились невидимые штыки, оно овладело им, и, как бы ни убеждал он себя: чушь, нервы, - убедить не мог. Никакой слежки он не заметил, да и как заметишь, если дело крутят по существу, занимаются им, Матерым, гвардейцы, а у них и техническая база, и гибкая, без пошлых “хвостов” тактика с секретами и вывертами неведомыми. Да и знай тактику, все равно не спасет.
Интуиции он верил слепо. Начал вычислять: если прицепились, то когда? Много он успел проколоть адресов? С ужасом подумал: много... И вдруг решил для себя: все, надо резать концы. Одним махом.
Притормозил у дома Прогонова. Подхватив атташе-кейс, прошел в подъезд, гадая, “засветил” ли он адрес Виктора Вольдемаровича или покуда нет? Как бы там ни было, лишь бы не взяли тут, сейчас.
Он расстегнул пиджак, сдвинув легким движением пальца предохранитель “парабеллума”, засунутого за пояс. Будут играть милицейские оркестры на похоронах, если затеяли в данную минуту что-нибудь граждане сыщики.
Нет, осадил себя, давай без излишей уверенности. Вспомни одного большого мастера карате, которого на уголовщину потянуло. Предчувствовал мастер арест, но хвастался, кичась силой: мол, поглядим, как они меня брать будут. Я их в кисель... в компот... А они защемили пустозвона дверью в метро и повязали, как бобика, - тявкнуть не успел. Так что скромнее, Матерый, утихомирься, ты не ухарь-пижон.
Позвонил в дверь. Глазок - желто-горящий - на секунду потемнел. Затем щелкнул замок, и показалось настороженное лицо Прогонова.