Кто поверит эху? Часть 1. Возвращение
Шрифт:
Отвлекся на собственные мысли, но обратно вернул всплеск алого шелка напротив: одна из красавиц, танцуя, плеснула крылом-полотнищем, и Макори, который успел приблизиться к ней, ухватил край ткани, девушка чуть не упала. Смеялись и он сам, и его друзья.
Едва ощутимый укол зависти, позволительный в праздничный день: его собственная беспечность закончилась в двадцать лет, при отъезде в Столицу.
Он сумел понять и принять правила тамошней игры, правда, для настоящих выигрышей ему не хватало умения носить маски, быстро меняя их, да и по трупам идти все-таки был не готов. Хотя кто знает, еще несколько лет…
С представления он все же вернулся к себе домой – и так потерял много времени. Госпожа Лиэ расстроилась, да… надо будет навестить ее завтра.
С некоторой иронией глянул на бледно-голубой драгоценный футляр – там хранились стихи госпожи Иссу, тонкой, словно былинка, поразительно быстро переходящей от всепоглощающей радости к безутешной печали и наоборот. Увы, они не совпали: ему нравились поэтические строки молодой женщины, она жаждала выйти за него замуж. Эта задачка решилась просто – стоило намекнуть, что он собирается вернуться на север. А стихи увез с собой; Иссу была в самом деле талантлива, жаль, что она этого не понимает.
Рядом с футляром на столике пестрели три уровня игральной доски; здесь в «цветок дракона» играли по другим, более старым правилам, он почти позабыл их – а ведь в юности много времени проводил за этой забавой. Столичная разновидность была более неторопливой и с тем более коварной, и по чести сказать, интересней.
Двенадцать лет все было иначе, нежели здесь: вместо сосен и кедров в городе – можжевельник, сам яркий и самонадеянный город, который не спит никогда, слякоть зимой вместо снега…
Он рос уравновешенным вдумчивым мальчиком, трезво смотрящим на вещи. Отец решил отправить его в Столицу, чтобы сын не только продвинулся там – помог безопасности Дома. Кэраи тогда было двадцать, отец считал, самое время. Расцвет юности, но уже крепко усвоено, что считать в жизни главным.
А мать грустила, не хотела его отпускать, но смирилась с решением мужа. Она всегда смирялась, и уже не узнать, о чем говорили родители наедине.
Видел их вместе потом всего один раз.
В Столице он поступил в ведение одного из помощников главы налоговой службы, затем занял небольшую должность при министре финансов, потом поднялся еще. Ему нравилось постепенно разбираться в реальном положении вещей в государстве. Это оказалось не только полезно, но и весьма занимательно. Когда видишь и нити, и ткацкий станок в работе, несложно представить себе, каким выйдет узор. Тут, в Хинаи, рисунок на ткани другой, но создается из тех же нитей. Легко сообразить, что будет.
**
Еще в юности приятель как-то сказал Суро Нэйта: тот похож на стручок очень жгучего перца, какие привозят из южных земель – небольшой, невзрачный, но лучше не задевать, как бы не обжечься. Приятель давно сложил голову в какой-то военной вылазке, а слова его Суро запомнил. Жечься приходилось: при отце-то, властолюбивом и совершенно ни к чему не пригодном, и куче родственников, норовящих отгрызть кусок пожирнее. Зато сейчас в Доме Нэйта только одна власть.
– Видел я его сегодня, – сказал Макори, входя; с дробным стуком плеснули бусины нитей-занавесей. Непочтительно вошел, но что ожидать от молодого поколения, которое не чтит традиций?
Младший сын шевельнулся в дальнем кресле, то ли приветствовал, то ли выразил неодобрение. Макори того словно и не заметил:
– Он на меня вряд ли смотрел, а подходить я не стал. Так… чужим выглядит. И самоуверенным.
– Приехал и приехал, – сказал сводный брат Суро, Атоку, походивший на родича чертами, но не дородной фигурой. – Сколько уж десятилетий Дом их, словно бельмо на глазу…
Суро откинулся на подушки, будто не слыша обоих, бросил в рот пару засахаренных орехов.
Комната была обставлена с чрезмерной пышностью, к которой тянулись все отпрыски Дома Нэйта, – а пристрастие Суро к южной роскоши порой даже высмеивали особо дерзкие или неосторожные. Плетеные шелковые ковры, на которых алые птицы сходились крыльями с шафрановыми и голубыми, слишком нарядные, казалось, не желали, чтоб наступали на них. Занавеси из длинных нитей, унизанных самоцветами, чуть постукивали, задевая друг друга, когда в окно влетал ветерок, солнце дробилась на самоцветах, на золотых причудливых подсвечниках – раскрывших пасти драконах и хитро изогнувшихся лисах. Аметистовый отсвет от тончайшей, но прочной бумаги, которой затянуты были резные рамы, падал на лица. В комнате стоял аромат сладких древесных смол, от которого даже у сыновей Суро начинала болеть голова – отец же напротив, утверждал, что аромат этот снимает с него все хвори и помогает вернуть молодость. С последним не удалось бы поспорить – пожилой глава Дома, во второй раз овдовев, женился на двадцатилетней, пугливой, боявшейся нос высунуть с женской половины.
Сами же урожденные в Доме Нэйта были иными, несхожими с этой роскошью..
Жестокие, быстрые, они и их люди не останавливались ни перед чем. В итоге их боялись больше, чем кого бы то ни было, едва ли не больше, чем налетчиков-рухэй – те представляли угрозу для северных деревень, а южным пока нечего было опасаться. Но эта жестокость приносила свои плоды – люди готовы были повиноваться чему угодно, лишь бы не вызвать гнев ставленников Нэйта.
Издавна – земельная стража, но многие из родственников их и приближенных теперь занимали высокие посты и среди военных. Генерал Тагари Таэна, одобряя назначения, ценил отвагу и мало думал о подводных камнях. И первенца Суро поставили главой земельной стражи округа Осорэи – хорошая должность, а для молодого человека его лет – особенно. Еще четверти века не отметил.
Второй сын пока помогал отцу – тот никогда не служил в земельной страже, в противу обычаям рода, слишком выдался щуплым, хоть и жилистым. Суро возглавлял ведомство по земельным вопросам и разводил коней, желая получить в одном и стать красавцев-гиэли, и выносливость мохнатых лошадок рухэй.
– Все так хорошо шло, что его сюда принесло-то, – сказал Суро нарочито легко, как привык о вещах, которые пока не понял. – Молодежь рвется в Срединные земли, а этот…
– Они, Рыси, сильнее здесь, – возразил Макори. – Хозяева Хинаи все-таки, а там он был одним из толпы придворных.
– Одним из близких помощников влиятельного министра, – усмехнулся Суро. – Поверь, это куда сложнее, чем быть главой земельной стражи округа.
– Пока он кажется искренне преданным брату, – отметил Атоку.
– Не на то смотреть надо, что делает напоказ, а на следствия. Он жил в Столице и высоко поднялся… без умения лицемерить это невозможно. Уверен, скоро все станет ясно.
– Может быть, он правда стосковался по дому, – неуверенно предположил Атоку.
– Бедняжка, так плохо жилось в Столице! Настолько легко променять блеск двора на здешнюю глухомань? Очень смешно. И всем ясно, зачем он здесь – не хочется терять власть Дома, поэтому разумнее самому принести Хинаи в подарок. Тогда, может быть, Благословенный позволит ему… – Суро не договорил, вздохнул еле слышно, едва заметно двинул пальцами – будто хотел показать – что уж тут, все и так ясно.