Кто поверит эху? - Часть 4
Шрифт:
Расскажи он все мальчику сразу в приступе злобы, она поняла бы. Но он выжидал, выбирал время, и жертву свою подготовил, похоже, обещав рассказать нечто важное. Чтобы не помешал никто, чтобы письмо было прочитано в тайне.
Ах, как хорошо знала, как он умеет подбирать нужный час, нужный миг, - время, когда человек наиболее беззащитен, - и какие верные находит слова.
Но с ней Энори развлекался, а своего бывшего воспитанника задумал убить. И не просто - а так, чтобы позор навсегда запятнал имя Дома.
Почему сейчас?
– думала Лайэнэ, и не находила
Дождаться удобного часа - скорее всего.
Энори не очень любил игры на досках, предпочитал забавляться с живыми людьми.
Но хватит о нем. Такими мыслями можно заниматься бесконечно. А потом винить себя за то, что ничего не смогла.
Прислушалась: тихо. Чуть пошире открыла дверную створку. Тайрену сидел неподвижно на том же месте. Сейчас он не сделает ничего, раз не успел там, во дворе. Не успел, потому что не ждал признания, оно придавило, лишило возможности думать - осталось чувствовать, но боль вмещалась лишь до какого-то предела.
Сейчас он не сделает ничего, но пройдет еще полчаса, или час, или сутки, и за ним уже не уследить. Хоть Тайрену совсем ребенок, власть у него есть.
Показать письмо врачу, охране? Дом Таэна ее поблагодарит, несомненно. И прочитанные строки сразу же выветрятся у мальчика из головы, о да.
Стало куда страшней, когда поняла, что будет дальше. А будет вот что: зачем она так отчаянно рвалась к наследнику Дома, проникла к нему? Не она ли убийца, или в сговоре с ним?
Письмо... никто не позволит ей говорить о письме.
Но если все же ей повезет, выпадет сказочная удача, и жизнь сохранят, будущее погибнет навсегда.
Лайэнэ захотелось бежать, оставив и мальчика, и паутину, куда она упорно пыталась попасть.
Попала вот, радуйся!
Но бежать-то и некуда, если рассуждать здраво. Микеро знает о ней. И остальные... сообразят рано или поздно. У Дома Таэна есть люди, способные разыскать песчинку на дне реки.
Лайэнэ прижала ледяные пальцы к вискам. В окна коридора влетали далекие песнопения; но усилий всех монахов не хватит, чтобы Тайрену забыл.
Воистину, Энори научился поступать по-человечески. Только люди настолько жестоки...
**
Сайэнн в эту ночь не спала. С ней никто не разговаривал - никто не заподозрил, что она прячется в одной из каморок - но она слышала куски разговоров и понимала, что завтра, скорее всего, будет штурм крепости. Еще до того, как укрыться от взоров, она оделась в лучшее. Разглаживала бархатистую зеленую ткань верхнего, узкого платья, теребила нежно-розовый шелк нижнего. Заря над лесом, розовый бутон среди листьев...
Энори говорил, что цветы нередко несут смерть - и самые опасные выглядят куда безобидней, чем роза с шипами, которая всего лишь колется.
Память стала тяжелой, как надгробный камень, и покрылась мхом. Наружу не могло пробиться ничего - ни близость их, ни разговоры, да и лицо с трудом представляла. Знала, что так пытается защитить саму себя от осознания, что произошло, и не понимала, зачем.
Большую часть ночи она просидела в темноте, только свет, проникавший в щелку из коридора, согревал ее. Один человек в крепости мог бы ее найти, но, возможно, он решил, что она все же уехала, хоть сам выпустил носилки с одной Минору.
Да, он мог считать, что Сайэнн передумала - перестал подозревать ее, и незачем было за ней следить. А дел хватало помимо выслеживания женщины.
В крепости никто не спал, то и дело кто-то проходил или пробегал по коридору, стук шагов передавался соседним доскам, и Сайэнн ощущала их все. И голоса; ближе к рассвету стало тише, все были во дворе и на стенах. Где-то вот так же, едва дыша, сидели другие женщины, если хоть кто-то из них остался под ненадежной защитой стен. Некоторые наверняка остались, ради мужа или возлюбленного.
В тишине Сайэнн слегка задремала; ее разбудил дальний шум, тот, который не раздражает слух, а тревожит его, угрожающий и непонятный. Путаясь в платье - от долгого сиденья затекли руки и ноги - она выбралась наружу, добралась до галереи, с которой был виден двор.
Еще не рассвело, повсюду горели огни - сильно больше, чем в обычные дни, всюду метались факелы и тени.
Начался штурм.
По ночи?
– удивилась Сайэнн, но сообразила - темнота послужит какой-никакой защитой от лучников.
Из темноты прилетали стрелы - а другие улетали в темноту, казалось, что это одни и те же. Из темноты целиться было удобней; как подходили чужие солдаты к воротам, она не видела, но они должны были соорудить себе какую-то защиту. Может, щиты из тонких стволов - один на нескольких человек, Таниера упоминал о таких еще в прошлые, мирные дни.
Она завертела головой, ища его на стене - крупная фигура в доспехе, отливающем оранжевым огнем, отыскалась почти мгновенно. Он, во всяком случае, был жив. Знакомых офицеров разглядела не всех, но это не значило ничего. Сумятицы не было, хоть нападения ночью не ждали.
Не совсем ночью - восточный край неба над кедрами слегка посветлел, Сайэнн видела его лучше других - возле нее не было факелов, и стояла она ближе всего к стороне, откуда приходит рассвет.
Командир Сосновой поднял руку, отдавая какой-то приказ. В этот миг ощутила гордость за то, как он спокойно и уверенно держится. Нет, любить его и теперь не смогла бы, хотя постаралась бы научиться, но уважать, отдать всю свою жизнь и верность - с радостью.
С ним ничего не может случиться, осознала она. Кучка каких-то головорезов... Они разобьются о стены, их накроет дождем из стрел и огненным варом. Остатки рассыплются по лесам, и долгие дни солдатам придется охотиться на разбойников...