Кто правит бал

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Почему ты решила, что тревога — ложная? Может, он проверял, все ли чисто?

— Может, и проверял, скоро узнаем. — Она легла поудобнее, снова началось томительное ожидание. — Ну как, Мазовецки, в перерыве между боями решим, что с нашим гусем?

— Удалось засечь бортовой номер? — нетерпеливо поинтересовался Реддвей.

— Нет. — Офицер-связист пожал плечами, можно поднять в воздух самолет-разведчик, пусть заснимет, но я…

— Ладно, расслабьтесь. Нет так нет. Не очень-то и хотелось.

— Три против одного на то, что

он вернется, — предложил Турецкий, но пари никто не поддержал.

Снова наступила тишина, даже сверчки поутихли, чтобы не мешать собравшимся нервничать.

— Разворачивается, — улыбнулся связист, — расстояние восемь миль, курс на север, то есть на нас.

— Ну, что я говорил? — победно заявил Турецкий.

— Никто с тобой и не спорил, — ответил Реддвей.

Вертолет сел посреди охраняемой части монастыря. Мазовецки и Несси рассмотреть его на подлете не успели, на этот раз он зашел сзади и не долетел до них метров двести пятьдесят. Услышав реддвеевское «Готовность номер один», они успели засечь только самый момент посадки. С их позиции происходящего за забором, огораживающим охраняемую часть, видно не было, один лишь вертолетный винт торчал сверху.

— Сбрасывает обороты, — прокомментировал Билл, — видимо, собираются долго возиться.

Он был абсолютно спокоен. Несси нервничала. Она надеялась, что все случится после закрытия музея, когда посетители уже разойдутся и вопрос о заложниках разрешится сам собой. Теперь все зависело от них. Даже хуже: от них и от множества случайных факторов, например, от того, успеет ли Реддвей или кто-то еще, наблюдающий ситуацию за забором, вовремя подать им сигнал к выдвижению.

— Слушай, Несси, а вдруг кто-нибудь перескочит через забор как раз в тот момент, когда мы будем бежать к музею? Или уже когда будем внутри?

— Он же под напряжением!

— Вырубят.

— Будем на бегу косить направо. А как войдем внутрь — остальное уже не наша забота. Подстрелят всех бегущих крыс, если догнать не смогут.

— Кто?

— Кончай, шеф не дурнее нас, у него в диспозиции все предусмотрено.

— Ты сама-то себе веришь?

«Хотелось бы, но не могу», — подумала Несси, но вслух не сказала, чтобы не соглашаться с Мазовецки.

— Есть радиоконтакт, — воскликнул связист, как только вертолет коснулся земли, и, опасаясь, что его не услышали, повторил: — Радиоконтакт, слушайте!

— Мы на месте.

Слышимость была вполне сносной.

— Чисто?

— Вроде чисто…

— Запеленговали? — хором спросили Реддвей и Турецкий.

Расторгуев тоже открыл было рот, но в последний момент сдержался.

— Нет. Необходимо еще три — пять секунд разговора.

Из подвала к вертолету вышли трое. В принципе на КП был телескопический микрофон, и все, что говорится на огороженной территории, можно было слушать, но в данный момент шум винтов заглушал все остальное. В вертолете также находились три человека. Пилот остался на месте, остальные, прикрывая лица руками, спрыгнули на землю. Прибывшие и встречающие обменялись парой фраз, прокричав их друг другу на ухо.

Примерно через минуту винты остановились, из подвала показалась платформа, груженная ящиками. Три человека с видимым усилием подкатили ее к вертолету и начали загружать ящики на борт. Работали более или менее споро, но ящики наверх подавали по одному, поэтому процесс шел не слишком стремительно.

— Судя по тому, как они их ворочают, в каждом ящике килограмм двадцать, то есть не многим более двух миллионов. Если исходить из суммы в двести миллионов, получаем сто ящиков. В тачку помещается двадцать пять, итого: четыре ходки по четыре-пять минут. — Турецкий изложил свои подсчеты, но ни Реддвей, ни Расторгуев не отвечали, поглощенные созерцанием погрузочных работ.

— Первая партия на борту, — доложил голос из микрофона радиопеленгатора.

— Говорит пилот, — уточнил Расторгуев, — вижу хорошо, хоть по губам читай.

— Сколько?

— Шестьдесят. Четверть.

— Почти угадал, — сказал Реддвей, не отрываясь от наблюдения.

— Не угадал, а вычислил…

— Засекли, — доложил связист, — объект движется, очевидно, в автомобиле, расстояние семь миль к востоку, скорость тридцать — пятьдесят миль в час.

— Сейчас будет здесь, — потер руки Реддвей. — Всем дорожным постам! — Он включил очередное переговорное устройство. — Подозреваемый в машине в двенадцати километрах к востоку от Линдерхофа.

Загрузили еще одну тачку. Пилот доложил.

— Он едет мимо, — сказал связист. — Есть видеокартинка с вертолета радионаблюдения, но там на дороге слишком плотный поток машин. Прикажете спуститься ниже, чтобы попытаться засечь объект?

— Нет. Только спугнете. Он перестанет отвечать и еще, чего доброго, решит смыться без денег. Подождем. Никуда он от нас не денется.

Загрузили третью тачку, но Мефистофель так и не появился. На сей раз пилот ничего не доложил, и определить его местоположение было невозможно. Реддвей весь покрылся испариной и заметно трясся от напряжения. Турецкий нервно сжимал и разжимал кулаки, сам того не замечая. Только Расторгуев был более или менее спокоен.

Охранники выкатили последнюю тачку. Реддвей, сжав руки в замок и прикусив до крови губу, молчал.

— Осталось двадцать ящиков. — Расторгуев начал обратный отсчет. — Девятнадцать.

— Всем группам приготовиться! — скомандовал Реддвей.

— Десять ящиков. Девять. Восемь.

Пилот запустил двигатель.

— Внимание! — гаркнул Реддвей во весь голос. Опасаться, что возле вертолета его услышат, уже не приходилось.

— Радиоконтакт! — так же громко сообщил связист и вывел звук на полную громкость.

— Заканчиваем.

— Прекрасно. Буду через минуту.

— Он совсем близко, — невозмутимый связист тоже побледнел, и на лбу у него выступил пот, — полмили, едет сюда.