Кто предал СССР?
Шрифт:
Только спустя полгода, на декабрьском Пленуме ЦК КПСС 1990 года, Горбачев сделал доклад, в котором говорилось:
«Теперь уже невооруженным взглядом видно: сепаратистов не интересуют подлинные чаяния народов, спекулируя на святых чувствах, они стремятся реализовать свои планы. Нельзя пройти мимо того, что иные националистически настроенные деятели, провозглашая лозунги о «великой» Литве, Украине, Молдавии и т. д., начинают открыто заявлять претензии на те или иные территории. К чему это может привести и уже приводит, всем нам хорошо известно. Скажу прямо: сейчас в стране нет более серьезной опасности, чем махровый
Снова запоздали — на сей раз поистине катастрофически! Как горька мне эта моя правота! И главное: почему, почему же все-таки Горбачев и его ближайшее окружение не прислушались к моим и другим подобным предостережениям? Почему замолчали, положили под сукно мои письма, обращенные к членам ЦК, грубо нарушив тем самым принцип коллективного руководства?
Время дает ответы и на эти вопросы. Со своей стороны могу сказать, что Горбачева умело вовлекли в сугубо политическую борьбу, пугая «правой» опасностью, намекая на судьбу Хрущева. В итоге вместо реальной опасности, угрожавшей перестройке, — махрового национализма, ему подсунули опасность мнимую — в виде консерватизма, причислив к консерваторам политиков, стоящих на позициях реализма, социализма.
И еще. В приведенном письме к членам ЦК и Горбачеву я указывал на то, что межнациональные конфликты и центробежные силы в федерации срывают выполнение экономических программ, ведут страну к хозяйственной катастрофе. Главным я считал спасение СССР как целостного государства.
Но разве не об этом шла речь в докладе Горбачева на четвертом (1991 г.) Съезде народных депутатов СССР?..
Да, вопрос о постоянном запаздывании Горбачева — непростой вопрос. Невозможно объяснить его тем, что Михаил Сергеевич не был, мол, по-настоящему информирован особытиях в стране. Нет, это не так, совсем не так.
Возвращаясь непосредственно к «тбилисскому делу», хочу напомнить, что до второго Съезда народных депутатов СССР в декабре 1989 года я наблюдал за ним как бы со стороны. В тот период меня особенно беспокоили тенденции политического развития Грузии. Националистическая волна, взметнувшая на своем гребне лидеров несанкционированного митинга у Дома правительства, начинала перерастать в политическое цунами. Используя ночную трагедию 9 апреля, антисоциалистические, антисоветские силы нагнетали обстановку, готовясь к будущим выборам и стремясь одержать на них победу. События, безусловно, разворачивались по сценарию, уже опробованному в Прибалтике, особенно в Литве.
Но за несколько дней до открытия второго Съезда Советов начали происходить странные вещи…
По Ленинградскому телевидению выступил председатель комиссии народных депутатов СССР по расследованию «тбилисского дела» Собчак. В большой передаче он изложил перед телезрителями некоторые данные о работе своей комиссии и показал отрывки фильма, снятого грузинским КГБ. Само по себе это выступление, конечно же, являлось серьезным нарушением депутатской этики. Однако еще более примечательным было то, что Собчак подменил объективный, обстоятельный анализ явно предвзятым нагнетанием страстей вокруг якобы применения военными отравляющих веществ и саперных лопаток, хотя ему уже было известно: позаключению экспертов гибель людей наступала в результате давки, а не колото-резаных ран и удушья.
Дело в том, что к тому времени я был уже знаком с заключением комиссии, возглавляемой Собчаком. Оно произвело на меня впечатление обстоятельного документа, в котором изложены различные аспекты «тбилисского дела» и ночной трагедии, сделаны глубокие, важные выводы. У меня возникли возражения лишь по той части заключения, где содержалась тенденциозная критика армии. В заключении говорилось о совещаниях в ЦК КПСС 7 и 8 апреля, о том, что обстановка в Тбилиси обсуждалась 7 апреля поздно вечером во время встречи Горбачева, прилетевшего из Лондона, прямо в аэропорту.
Именно поэтому я немало удивился телевыступлению Собчака и, конечно, сразу насторожился: уже наступил конец 1989 года, я прекрасно помнил, как начиналось «дело Гдляна», и понимал, что Ленинградское телевидение, в чьи задачи в ту пору входило, согласно намерению лжедемократов, расшатывать страну, неспроста пригласило в студию Собчака.
Между тем против телепередачи резко возразили работники военной прокуратуры, посчитавшие, что председатель комиссии исказил факты. Ленинградское телевидение, вновь ставшее застрельщиком очередного общественного скандала, вынуждено было пригласить в студию военных следователей, которые предложили свою версию происшедшего.
Снежный ком «тбилисского дела» покатился…
Однако к тому времени многие депутаты, наученные горьким опытом различного рода провокаций, будораживших страну, в политическом смысле явно повзрослели. Раздались требования заслушать отчет комиссии на съезде. И вопреки возражениям самого же Собчака, а также делегации Грузии и Межрегиональной группы, съезд при обсуждении повестки дня принял решение заслушать доклад председателя комиссии Собчака и сообщение главного военного прокурора Катусева.
И вот тут-то произошло нечто и вовсе неожиданное: устный доклад Собчака во многом отличался от письменногозаключения комиссии, подписанного всеми ее членами. Акценты в выступлении Собчака с трибуны съезда были резко сдвинуты, о многих фактах не упоминалось вообще, другие тщательно затушевывались. Доклад Собчака был построен таким образом, что в итоге главным виновником тбилисской ночной трагедии объявлялся чуть ли не Лигачев.
Выступлению Собчака предшествовали бурные дебаты, в ходе которых было решено заслушать председателя комиссии на закрытом заседании. Поэтому телетрансляцию с него не вели, полный текст доклада и заключение комиссии не были опубликованы в «Известиях». Если добавить к этому, что антисоветские средства массовой информации моментально выхватили из доклада Собчака именно фамилию Лигачева и начали муссировать ее уже не только в связи с «делом Гдляна», но и в связи с «тбилисским делом», то можно сказать однозначно: внезапный ход Собчака достиг своей цели.
О том, что я пережил в те часы и дни, когда сразу вслед за ложными обвинениями следователей на меня обрушились столь же нелепые, сфальсифицированные обвинения в причастности к тбилисской трагедии, лучше не вспоминать. Тут не до ложной скромности. Действительно, требовалось мужество, чтобы все это выдержать, не сложить оружия и продолжать борьбу — не за себя, а против сепаратизма, угрожавшегостране расколом и кровью, против ликвидаторов в партии.
Сегодня, когда утихла душевная боль, когда все ложные обвинения, выдвинутые против меня, рассыпались в прах, а ход событий снова показал мою правоту, я порой вспоминаю о том внезапном ходе Собчака. Безусловно, с Собчаком кто-то очень хорошо «поработал», в этом у меня сомнений нет.