Кто рано встаёт, тот рано умрёт
Шрифт:
Лили всё нет, поэтому после еды я сам отношу посуду в кухню. Невольно разглядываю пол. Он чисто вымыт. А что я хотел увидеть? Лужу крови и брызги мозгов на каменных плитах?
Возвращаю себя сытого в комнату. Завариваю кофе. Мне нужно хорошенько подумать, а без допинга это сделать не легко. Меня не оставляет чувство, что Сквортцоф поторопился. Неврастеник Никс ведь признался в убийстве Мари, но не Харди. А что, если убийца красавчика сейчас готовится к выставке, которая все-таки пройдет в Замке? Но чтобы разобраться, мне необходимо
Опять звоню неуловимой женщине с экватора. Есть! Я уже и не надеялся услышать её своеобразный немецкий. Однако Баклажан на связи.
– Халло, Ида! Это Вадим.
– Халло! Какой Вадим?
– Писатель из России.
Голос Баклажана меняется. Представляю, как она улыбается сахарными зубами.
– Ах, это вы? Очень приятно!
– Мне нужно узнать у вас одну вещь. Это важно.
– Да?
– Цедрик Никс сказал, что в понедельник взял у вашего руководителя для вас ключи от подземного хода. Это правда?
– Не совсем.
– Что значит «не совсем»?
– Очень просто. В прошлый понедельник доктор Бахман, Понтип, Цедрик, Урсула, Мари и я работали в нашей студии на первом этаже южного крыла. Отбирали работы для выставки. Доктор Бахман и Понтип уже поселились в Замке. Вечером они засобирались на ужин, а мы хотели задержаться. Она попросила меня взять ключи у доктора Бахмана, чтобы потом сразу попасть на автостоянку у реки. Доктор и Понтип уже вышли из студии, поэтому я сказала Цедрику. Он догнал их в коридоре и принёс ключи мне, а я отдала ключи ей.
Похоже, что Баклажан ещё не знает о смерти Никса, потому что спокойно обо всём рассказывает.
– Кому вы отдали ключи?
Баклажан называет имя. Неожиданное имя.
– Вы уверены?
– Конечно. Цедрик вскоре тоже ушёл, а мы все втрое поздно вечером вышли через тоннель на стоянку.
– И что было дальше?
Баклажан смеётся над моей недогадливостью.
– А вы как думаете? Поехали по домам. Урсула подвезла меня до азюльхайма.
– Спасибо, Ида. Вы мне очень помогли.
Баклажан торопливо говорит, боясь, что я откланяюсь:
– Я рада, что оказалась вам полезной, герр писатель. Если бы вы не были таким букой, мы могли бы познакомиться поближе.
Это уже зов джунглей. Действительно, разговор пора заканчивать. Всё что мне было нужно, я узнал.
– К несчастью я именно такой бука, Ида. Ещё раз спасибо. Чюсс!
Пока обдумываю неожиданные сведения, услышанные от Баклажана, незаметно, как старость, наступает время ужина. Подчиняясь Лилиному призыву, конвоирую себя в столовую. Это мой последний ужин в Замке. Завтра утром Саша увезёт меня домой на Песталоцциштрассе. К солнечному свету и рольставням на окнах, которые нужно каждое утро поднимать, а каждый вечер опускать. Как флаг на корабле. Такое правило.
На этот раз в столовой я не один. У камина сидит усталый Эрих. Вокруг стола бегает на цыпочках улыбающаяся Алинка. Опять без одежды. Лиля
Планирую на свободный стул возле управляющего, сообщаю ему о том, что это наш прощальный ужин
– Жаль, Вадим, – говорит Эрих, разливая по бокалам вино. – Действительно, очень жаль. Я не успею показать вам последние свои приобретения. Они придут на днях. Десять винных этикеток из Бразилии. Настоящее сокровище!
Я сокрушённо развожу руками. Ну, что поделаешь? Жизнь – жестокая штука.
Эрих зовёт к столу Лилю, подаёт ей бокал.
– Давайте выпьем за наше здоровье, друзья, – волнуясь, произносит управляющий, – и за то, чтобы встретиться ещё много раз!
– Прозт! – поддерживает мужа Лиля.
– Прозт! – не остаюсь я в долгу.
Пьём. Едим жареного угря с гарниром из овощей.
– Ну, вот и всё, – вздыхает Эрих, когда ужин закончен и вечерняя тьма наполняет столовую.
Я качаю головой. Почему-то я не уверен, что это всё.
– Вы можете ответить мне на один вопрос? – тороплюсь спросить я управляющего, пока он не ушёл.
– Разумеется, Вадим.
– Вы помните ту ночь, когда я уронил термос возле столовой и устроил переполох на весь Замок?
Эрих собирает лоб складками.
– Да-да, припоминаю. Что-то такое было.
– Тогда на шум вы прибежали первым. Потом в коридоре появились Лиля с Понтип, а последним пришёл Бахман.
– Возможно, мой друг. И что вас интересует?
– Мне любопытно, почему вы в полночь были одеты в костюм. Почему не спали?
Эрих несколько мгновений молча смотрит мне в лицо. Хмурит брови. Видимо, напрягает память. Потом его лоб разглаживается.
– Вспомнил! Это было в ночь на вторник, не так ли?
– Совершенно верно.
– Я тогда ещё не лёг. Разбирал свою коллекцию этикеток и так увлёкся, что не заметил, как наступила полночь. Ну, а потом ваш несносный термос оторвал меня от любимого занятия.
Я вздыхаю. Вот так всё просто. А я неделю ломал голову над этой загадкой. Чёрт побрал бы этих коллекционеров!
Эрих встаёт со стула и сердечно трясёт мне руку.
«Чюсс! – Чюсс!»
Пожелав мне спокойной ночи, Эрих и Лиля с Алинкой на руках покидают столовую. Я остаюсь сидеть, подперев руками голову. Думаю. Обширное помещение погружено во мрак. Лишь на столе мерцает свеча. У стены возле погасшего камина угадываются очертания картины Мари, которую так и забыли в столовой. Беру свечу, подхожу к картине. Ставлю свечу на пол и, ругая себя за неуместное любопытство, снимаю с картины тряпку. Это большое полотно, на котором изображена женщина, гордо стоящая над окровавленным телом мужчины. У женщины в руках меч. Внизу на раме название: «Юдифь и Олоферн». Известный библейский сюжет. Я придвигаю свечу ближе, чтобы рассмотреть лица. Так я и думал. Фотографического сходства, конечно, нет, но узнать всё же можно.