Кто сеет ветер
Шрифт:
— Ну? — спросил властно Хаяси.
Шпик почтительно вытянулся.
— Есть подходящие, господин начальник.
— Введи!
Сыщик распахнул дверь, и два полицейских с саблями наголо ввели пять человек безработных, арестованных во время последней облавы по паркам. Впереди всех шел крепкогрудый старик с седыми короткими волосами и мрачным блеском раскосых черных глаз. Лицо было пыльно, обветрено и затушевано солнцем. Сквозь вырез оборванного ситцевого кимоно на голой груди виднелась цветная татуировка — рисунок военного корабля. Движения старика были
Молодой, одетый в широкие штаны и полосатую спортивную фуфайку, смотрел перед собой равнодушно и тускло. На старшем было короткое ватное х а о р и, достаточно еще крепкое, но сильно запачканное зеленью и землей. Он беспокойно оглядывался на обнаженные сабли. Ближе всех к старику стоял коренастый рабочий в кепке и синей блузе, поглядывая на Хаяси усталыми проницательными глазами. Его сосед, худощавый мужчина в коричневой спецодежде, без головного убора, с давно небритым лицом и спутанной густой шевелюрой, рассматривал грозного начальника с нескрываемым страхом.
Хаяси положил кисть в шкатулку, обвел арестованных быстрым пытливым взглядом и тихо спросил:
— За воровство попались?
Безработные удивленно и хмуро переглянулись. Трое из них, перебивая друг друга, разноголосо ответили:
— Нет, оябун [11] , мы честные люди. Меня и вот этого молодого, а фуфайке, позавчера выгнали из заводского общежития. Где же нам спать?… Ну и легли на ночь в парке.
— Безработному теперь идти некуда: в деревне и того хуже.
11
Оябун — хозяин.
— Трудимся, трудимся, а захотелось хозяину — и прогнал, да еще и оштрафовал напоследок. Вот и за комнату платить нечем.
Шпик, встревоженный шумом трех голосов, гневно прикрикнул:
— Хватит!.. Молчите.
Но Хаяси, торжественный и суровый, вытянул вперед руку, приказывая сыщику не вмешиваться.
— Нет-нет. Пусть говорят без боязни. Они правы японский народ страдает, — произнес офицер печально
Мужчина в ватном хаори закивал головой..
— Страдаем, оябун, истинно… Обида распирает народ, — ответил он боязливо.
Хаяси вонзил в него острый взгляд.
— А отчего? Понятно тебе?
Мужчина в хаори растерянно и немо заморгал веками. Рабочий в кепке негромко, но смело пробормотал:
Я работаю и работаю… И все я беден — Не оттого ли?… И вот смотрю пристально На трудовые Мозоли.— Ты никак пьян? — вскинулся на него шпик. — Замолчи, дрянь!
Лохмач в коричневой спецодежде робко проговорил:
— Работы мы не боимся. Хозяева допекают. Сожмут-кровь каплет.
Сухое жесткое лицо Хаяси приняло сентиментальное выражение.
— Да, — согласился он — сокрушенно, — многие из ваших хозяев в погоне за грязной наживой и скоропреходящим веселием постыдно забывают высокие идеалы древней Японии. Великий национальный дух меркнет…
Припомнив свой разговор с Каваками и его резкие слова о посторонних влияниях в армии, Хаяси с воодушевлением продолжал:»
— Между народом и императором не должно быть посредников ни в виде парламента, ни в виде привилегированных бюрократов. Разве японцы не дети страны богов, не братья по вере и родине?
— Наму амида буцу, — молитвенно прошептал мужчина в хаори.
Рабочий в кепке хотел что-то сказать, но офицер сурово его перебил, встав во весь рост сзади стола:
— Для спасения расы Ямато необходима великая война за господство на материке. Нашу беднеющую страну может поднять только военное искусство. Люда, стоящее за национальное возрождение, отдают народу все силы, но им мешают; финансовые магнаты и развращенные депутаты парламента посягают на императорское командование армией. Если бы не они, весь Дальний Восток давно был бы нашим, японские крестьяне получили бы новые земли, а вы, городские рабочие, стали бы акционерами богатейших компаний на материке.
— Так-так, — восторженно прошептал шпик, оглядывая арестованных внезапно подобревшими глазами.
Старик с татуировкой, как бы в ответ на слова офицера, мрачно и молча распахнул кимоно, показав полностью яркий рисунок военного корабля.
Рабочий в кепке угрюмо сказал:
— Знаем, кто от войны богатеет!
Хаяси без гнева, с какой-то особой внимательной деловитостью оглядел парня в кепке и хладнокровно спросил:
— Организованный? Состоишь в профсоюзе?
— Восьмой год.
— Где прежде работал?
— На автозаводе. Токарем по металлу. Хаяси сделал легкое движение рукой. Один из полицейских шагнул вперед.
— Убрать, — сказал офицер вполголоса. — Отвести обратно в участок. Пускай допросят как следует. Подозрительный парень..
Рабочего в кепке вывели. Хаяси кивнул мужчине в хаори.
— Какая профессия?
— Наборщик. В типографии «Асахи» работал.
— Хорошо зарабатывал?
— На жизнь хватало. Один я. Бездетный.
— В профсоюзе не состоишь?
— Нет, оябун.
— Хочешь опять получить работу?
Наборщик невесело усмехнулся.
— Каждый, наверно, хочет, — ответил он хмуро. — Без жратвы и собаки дохнут.
Хаяси несколько минут смотрел на него испытующе, как будто желая прочесть, какие намерения и чувства скрыты за этими простыми короткими словами. Потом задал такие же вопросы парню в фуфайке и худощавому с шевелюрой и, видимо оставшись довольным, неторопливо сел на татами к столику, оглядел каждого еще раз, взял из шкатулки кисточку и начертил на трех разных листах несколько столбиков иероглифов.