Кто следующий? Девятая директива
Шрифт:
— Господин президент, самым важным — более важным, чем вся эта трагедия, — является создание долгосрочной системы политических мер, которая восстановит безопасность людей, их уверенность в себе. Если в обществе не накоплен громадный потенциал недовольства, питающий воинствующих экстремистов, то из-за отсутствия поддержки, все террористическое движение угаснет. Теперь, как мне кажется…
— Долгосрочная политика, — оборвал его Саттертвайт, — является роскошью, обсуждать которую в настоящий момент у нас нет времени.
— Может быть, вы позволите мне закончить?
— Прошу прощения. Продолжайте.
— Я не хочу обидеть никого лично,
Саттертвайт был потрясен и пытался не показать это. Вновь избранный вице-президент, хилый, с болезненными глазами, высокой и костлявой фигурой Дон Кихота, продемонстрировал совершенно неожиданную трезвость суждений и остроту ума. Этридж рисовал портрет Фэрли гораздо более привлекательным, чем он был на самом деле. Реформы предлагались и раньше, и Саттертвайт не видел ничего примечательного в тех, которые обещал Фэрли, но в одном позиция Этриджа была неопровержимо сильна: благополучное возвращение Фэрли могло возбудить как раз такой всеобщий всплеск эмоций, который предсказывал Этридж. На гребне этой волны, обладая минимальными политическими способностями, Фэрли действительно мог протащить через конгресс любые.; неслыханные ранее реформы до того, как законодатели успеют опомниться.
Взгляд Саттертвайта миновал Этриджа, скользнул по висящему флагу и устремился на президента Брюстера. Он увидел на покрытом морщинами лице президента удивление, родственное его собственному, — осознание исключительной важности того, что только что произнес Этридж.
12:25, восточное стандартное время.
В штабе спокойствие Лайма было необратимо нарушено. Он прибыл почти час назад с ленчем, завернутым в бумажный пакет, дно которого потемнело от кофе, пролившегося из термоса. Дешевая еда с урчанием переваривалась у него в желудке.
Он отодвинул пустой стул рядом с агентом АНБ Фредом Кайзером, крупным, седеющим, дружелюбно-грубоватым мужчиной. Лайм знал его, но недостаточно хорошо. Кайзер поддерживал связь сразу по двум телефонам, сидя с зажатой между плечом и ухом трубкой и держа пальцами другую.
Лайм небрежно просмотрел отпечатанные на машинке рапорты, выискивая обрывки информации, и не нашел ничего дельного. На длинном столе были в беспорядке разбросаны растущие груды бумаг, скрепленные в уголках, — доклады из машинописного бюро, расположенного этажом ниже, из Национального военного командного центра в Пентагоне, из агентств секретной службы и картотеки АНБ, с обложек последних, после того как их принесли, потребовалось сдуть слой пыли.
В дальнем конце комнаты женщина с голубыми волосами заполняла на машинке индексные карточки и раскладывала их в алфавитном порядке. Каретка телепринтера дергалась туда-сюда, бумага выпрыгивала из стеклянной щели; майор в форме отрывал ее и, стоя, читал, не обращая внимания на трещавшую рядом машину.
В комнате царили оживление и суета. Основное, чем здесь были заняты, — это составление списков, а затем подведением по ним итогов. Здесь были списки известных радикальных деятелей, и под ними находились другие списки — людей, которые не были с полным основанием внесены в предыдущие. Подозреваемые, но не известные. Банки компьютеров, подключенные к телепринтеру, проводили анализ досье — образ жизни, местонахождение, мельчайшие факты о черных американских пилотах вертолетов и следах двух транспортных средств, оставленных на снегу заброшенной фермы в Пиренеях, где был обнаружен вертолет.
У боковой стены Б. Л. Хойт, расслабленно спокойный, с поднятыми к потолку холодными голубыми глазами, слушал в наушниках какую-то запись — возможно, копию ленты Фэрли. Конец ленты проскользнул через рекодер и, хлопая, намотался на приемную катушку; Хойт не пошевелился.
Фред Кайзер с грохотом отшвырнул трубку и рявкнул:
— Господи Иисусе.
— М-м?
— Ничего. Просто подмывает высказаться по поводу этого бедствия.
— М-м. — Горящая сигарета Лайма лежала на краю стола, длинная полоса пепла на ней угрожала вот-вот поджечь дерево. Он взял окурок, затянулся и смял его в пепельнице.
— Моя жена считает себя психологом, — сказал Кайзер.
— Неужели.
— Я пошел домой позавтракать, понимаешь? Она провела полчаса, анализируя поведение этих ублюдков. Все, что мне было нужно, — это пара чашек кофе и яичница с беконом, а вместо этого меня засыпали сногсшибательными догадками о том, почему захватили Фэрли.
— Ну и почему же? — Лайм отложил в сторону один напечатанный листок и перевернул другой.
— Я не особенно ее слушал. В ее представлении, их всех одурачили, их родители оттолкнули их, что-то в этом роде. Это все чушь, ты знаешь. Я могу сказать, что побудило их. Кто-то втянул их в это дело. Кто-то завербовал их. Кто-то обучил их. Кто-то запрограммировал их. Кто-то взял группу одурманенных идиотов, завел их, наподобие механических игрушек, и указал им на Клиффа Фэрли. Точно так же, как кто-то отправил этих семерых болванов с тикающими в чемоданах бомбами в Капитолий. Теперь нам следует установить, кто это и зачем. Не сойти мне с этого места, если нам не следует покопать поглубже под Пекин или Москву.
— Я не знаю. — Лайм не увлекался историей тайных заговоров.
— Да перестань. Настанет день, когда мы ответим на все это дерьмо с помощью морских пехотинцев. У нас принято быть готовыми к тому, чтобы идти в любую точку земного шара с той пушкой, которая требуется, чтобы вернуть любоговшивого гражданина нашей страны, не говоря уже о президенте.
— И куда же ты пошлешь десантников, Фред? В кого будешь стрелять? — Лайм постарался скрыть сарказм в голосе.
— А-а-а…
Зазвонил телефон. Кайзер по-военному резко повернулся, снял трубку, говорил и слушал. Лайм тем временем опять занялся своими бумагами. Кайзер был младенцем в политике, но это не раздражало; люди, подобные Кайзеру, обитали в мужской технической сфере, им нё требовалось понимать реальность — только факты.
Кайзер повесил трубку.
— Почему Фэрли?
Лайм взглянул на него.
— Я хочу сказать, мне понятно, что он подвернулся под руку и все такое. Но этот сукин сын был отъявленный либерал. Тебе не кажется, что им следовало выбрать какого-нибудь настоящего американца. Того, кого они действительно ненавидят.