Кто стреляет последним

Незнанский Фридрих Евсеевич

— А вы сможете это доказать?

— Над этим мы и работаем.

— Что ж, желаю успеха! Вы все-таки держите меня в курсе.

— Обязательно будем держать, — пообещал Меркулов.

Вернувшись в свой кабинет, Меркулов коротко пересказал содержание своего разговора с генеральным прокурором.

— Ну что, нормально, — проговорил Турецкий, когда Меркулов закончил. — Теперь руки у нас развязаны.

— А то они были у тебя связаны! — усмехнулся Меркулов. — Перейдем к делу…

Обсуждение не заняло много времени. Да, фактов было достаточно для того, чтобы

уже в ближайшее время приступить к ликвидации банды. Но главная фигура, сам Марат, все еще оставалась вне досягаемости. Косвенных улик было множество, был и прямой повод для его ареста: отпечатки пальцев на пистолете Макарова, переданном Меркулову барменшей «Руси» Ириной Ивановной, полностью совпали с отпечатками, имевшимися в уголовном деле Рогожина. Убийство двух человек — обвинение на первый взгляд очень серьезное. Но свидетели в один голос твердили, что убитые были, скорее всего, бандитами, пытавшимися ограбить Марата, и он застрелил их, защищаясь. Опытные адвокаты — а в том, что это будут лучшие адвокаты Москвы, никто из присутствующих в кабинете Меркулова не сомневался — твердо будут придерживаться этой версии, и обвинению вряд ли удастся ее опровергнуть. Незаконное ношение оружия — даже это было далеко не бесспорным. Пистолет, из которого Марат стрелял, принадлежал его водителю и телохранителю Николаю (это было его настоящее имя), был приобретен законным путем, зарегистрирован в милиции, у Николая имелось официальное разрешение на хранение и ношение оружия. Правда, не совсем ясно было, как такое разрешение мог получить человек с двумя судимостями (а их у Николая было именно две: за соучастие в убийстве и за разбойное нападение на инкассатора, в общей сложности он отсидел в лагере восемь лет). Впрочем, что тут неясного, это тоже понимали все: сунули кому надо сколько надо — и все дела.

— Предложения? — спросил Меркулов.

Поднялся Турецкий:

— Мое мнение: брать банду рано. У нас нет почти ничего на Марата, никаких бесспорных улик, которые можно было бы представить в суде.

— Они могут появиться в ходе допросов, — заметил Меркулов.

— Могут появиться, а могут и не появиться. Я не очень уверен, что все будут охотно колоться.

— А я уверен, что большинство — будет, — возразил Меркулов. — Как вы все обратили внимание, Марат формировал свою банду из людей, в основном не сидевших, не засвеченных в МУРе. С одной стороны, это правильно, меньше риска. А с другой — серьезный просчет. Для человека, не топтавшего зону, первый арест — сильное потрясение. Очень сильное. Многим не просто будет его выдержать…

Вошла Валерия Петровна:

— Извините, Константин Дмитриевич, звонили с телевидения, просили передать вам, что по первой программе в новостях будет какая-то передача, интересная вам. Какая-то сверхсенсация. Очень рекомендовали посмотреть.

— Кто звонил?

— Какой-то ваш знакомый, он не назвался.

— Спасибо.

Не поднимаясь с места, Меркулов пультом включил телевизор: по первому каналу шла какая-то реклама.

— Во сколько будет передача — не уточнили?

— Нет, — ответила секретарша. — Они сами не знают. Как только будет смонтирован материал. Он уже снят, режиссер работает. Как только закончат, сразу дадут.

Меркулов выключил телевизор, попросил:

— Запишите эту передачу, мы потом посмотрим, сейчас нам некогда ее вылавливать.

— Но… У меня же нет видака. А здесь я вам буду мешать.

— Пойдите в приемную генерального, у них есть. Попросите от моего имени. Возьмите чистую кассету. Запишете — принесете мне.

Валерия Петровна вышла.

— Таким образом, у нас есть основания полагать, что в ходе допросов мы можем получить очень серьезные улики против Марата, — закончил прерванную мысль Меркулов. — Ваше мнение, товарищи?

Суждения разделились. Яковлев и Софронов согласились с Меркуловым: надо брать, нечего тянуть. Косенков поддержал Турецкого: рано.

— Я твердо уверен: нельзя спешить, — стоял на своем Турецкий. — Слишком рискуем, Марат может выкрутиться. Мы окажемся в луже гноя, а источник заразы останется на свободе. И снова начнет отравлять жизнь. Он же не может остановиться. Это — как рак.

— Не так просто ему будет создать новую команду, — заметил Меркулов.

— Но и не так сложно, — парировал Турецкий. — К сожалению, в наше мутное время у него есть из кого рекрутировать новые кадры. И резерв этот слишком велик: безработная молодежь, выпускники вузов, ребята после Чечни или Афгана. Да что я вам говорю, вы сами все знаете. У нас пока нет какого-то главного звена, которое связало бы Марата — напрямую — с убийством профессора Осмоловского, с анализами и всеми делами.

— А ты уверен, что это главное звено вообще существует? — спросил Меркулов.

Турецкий ответил не колеблясь:

— Более чем.

— Он прав, оно существует, — послышался от двери чей-то голос. Все с недоумением оглянулись: у порога стоял какой-то человек, довольно молодой, в простенькой куртке и джинсах, с большим полиэтиленовым пакетом в руке. На лбу у него был наклеен большой пластырь.

— Позвольте поинтересоваться, молодой человек, как вы здесь оказались? — спросил Меркулов.

Вадим (а это был он) слегка пожал плечами:

— В приемной никого не было. Я постучал, вы не слышали — разговаривали. Я и вошел.

— А как вы оказались в здании прокуратуры?

— Для меня был заказан пропуск.

— Кем?

— Вами.

— Так. Вы — Костиков?

Вадим кивнул:

— Да.

К удивлению всех присутствующих, Меркулов поднялся из-за стола и подошел к двери, чего никогда не делал даже при встрече с самыми важными посетителями. Протянул руку:

— Ну, здравствуйте, Вадим Николаевич. Рад, наконец, познакомиться с вами. Проходите. Садитесь, — Меркулов принес из угла свободное кресло и поставил его возле своего стола. Обернулся к присутствующим: — Разрешите представить вам человека, который уже оказал нам неоценимую услугу в расследовании убийства профессора Осмоловского: Вадим Николаевич Костиков. И, судя по всему, у него есть еще какая-то информация для нас. — Он повернулся к Вадиму. — Я прав?

— Да.