Кто стреляет последним
Шрифт:
«Кажется, выгорело. Выгорело! Сейчас они будут думать. И до чего додумаются?»
«Груз, — понял Марат. — Нужно немедленно доставлять новую партию!..»
— Ну как? — спросил Николай, когда Марат вышел.
— Нормально. Я ему этим Моссадом печенку вывернул. Он свирепеет от него, как бык от красной тряпки. Гарика ко мне. Сейчас же!
Через полчаса появился Гарик, поднятый с постели звонком Николая. Еще минут сорок они обсуждали план действий.
Турецкий и Вадим ошибались, почему-то решив, что транспортный мост, по которому литий переправлялся из Иркутска в Ригу, а затем и дальше — в Триполи, действует около года. Он действовал гораздо дольше. Еще осенью того года, когда Латвия объявила себя самостоятельным государством и отгородилась от России пограничными и таможенными барьерами, Марату сообщили, что в Москве появился человек, который ищет людей, имеющих средства и возможности взять на себя переправку небольших партий какого-то груза из Сибири в Москву и дальше, через российскую таможню, в Ригу, до рижской таможни. Он давал понять, что сделка крупная, требует вложения немалых средств, но и комиссионные будут значительными. Марат решил встретиться с ним. Это был Гунар, а эта встреча их была первой и предпоследней.
— Что за груз? — выслушав его, спросил Марат.
— Это вам знать не обязательно.
Гунар держался высокомерно, как человек, уверенный в своем превосходстве над партнером. Марату это не очень понравилось, но он сдержался.
— И все-таки? Наркотики?
— Нет. Это продукция одного из иркутских заводов. А что именно — вам это знать совсем не нужно, — повторил Гунар.
Марат согласился. Ну, не нужно так не нужно. А будет нужно, сами узнаем.
Гунар объяснил: в Иркутске есть их человек, он сам получает груз на заводе, людям Марата останется заплатить ему деньги и организовать безопасную пересылку в Москву. После того как груз пройдет через российскую таможню и самолет прилетит в Ригу, перед рижской таможней его встретит сам Гунар или его доверенный человек и оплатит стоимость груза и комиссионные.
— Сколько? — спросил Марат.
— Это весьма значительная сумма, — ответил Гунар. — Пятьдесят тысяч американских долларов.
— Двести, — не задумываясь, — сказал Марат.
— Это излишне много, — возразил Гунар.
— Знаете, есть такой анекдот. Мышонок просит черепаху: перевези меня на тот берег, только у меня бабок нет. А черепаха отвечает: если у тебя нет бабок, то нечего тебе и делать на том берегу. Если вы такие бедные, поищите себе другого партнера. Только очень я сомневаюсь, что в Москве найдется много людей, способных вложить триста косарей «зеленых» наличником в ваше дело. Даже если вы их найдете, они запросят не меньше, а больше, чем я. А почему бы вам самим не заняться этим?
— Мы так и делали, — ответил Гунар. — Пока не появились граница и таможня. Нам затруднительно и очень рискованно всякий раз возить такие суммы в Иркутск. Проблема есть и российская таможня.
— Вот видите, сами говорите — рискованно. А за риск надо платить.
Еще немного поторговавшись, Гунар согласился. Один раз он слетал вместе с Гариком в Иркутск, свел Гарика со своим человеком и тут же вернулся в Ригу. Гарик остался в Иркутске организовывать транспортный мост. Это ему пришла в голову удачная мысль использовать грузовые самолеты — уж их-то шмонать никому и в голову не придет. Причем груз летчикам будет передавать не Гарик или его люди, а сам человек Гунара. Он местный, у него машина, в этом варианте риск на этой стадии уменьшается до минимума.
Первая партия благополучно достигла Риги. За ней последовала вторая, третья. Сначала — раз в три-четыре месяца, потом — чаще, а последнее время и вовсе зачастили — не реже, чем раз в месяц. Вот тогда в голове у Марата и родилась мысль: если они исправно платят по двести косарей, почему бы им не платить по триста? Или даже по пятьсот? А что, если попробовать придержать очередную партию и посмотреть, что из этого получится? Поразмыслив, Марат решил: а что, можно, чем он рискует?
Но, как выяснилось, рисковал он очень и очень многим. И теперь, после разговора с аль-Аббасом, нужно было доводить это дело до конца.
Марат уже понимал, что цифра убытков — пятнадцать «лимонов» «зеленых», которую в ночном разговоре ему назвал Гунар, это не живые бабки, не упущенная из-за задержки груза прибыль, а стоимость простоя людей и оборудования в ливийском центре или центрах, работающих над созданием бомбы. Но это было даже и к лучшему: раз терпят такие убытки, будут платить. А куда им деваться? Эмбарго, наложенное на Ливию Организацией Объединенных Наций, лишало правительство Каддафи возможности легально закупать литий в любой из стран мира. А втихаря вывозить его из Германии или Франции — не проходит, господа, это вам не матушка-Россия, где можно весь завод растащить по частям, и никто даже не чухнется. Остается только Иркутск.
— Значит, понял, что нужно сделать? — спросил Марат у Гарика, подводя итог обсуждению. — Первое: через того человека, с которым тебя свел Гунар, выйти на людей с завода. Посмотри, что за люди, и вообще — что можно там сделать. Сориентируешься на месте. Возьми с собой пару ребят. Может, придется этого гунаровского кадра убрать. Второе: взять новую партию груза.
Гарик с сомнением покачал головой:
— Не пролететь бы нам с этим делом! Три сотни уже забабахали. На полтинник нас этот сучонок, Вадим, кинул. И еще три сотни…
— Ничего, все окупится, — успокоил его Марат. — Пушки не брать, — предупредил он. — В аэропорту могут засечь.
Гарик напомнил:
— В Домодедове у нас есть человек. А в Иркутске у тех, кто прилетел, багаж не досматривают.
— А если он в отпуске? Или не его смена? — возразил Марат. — Нет смысла рисковать. Понадобится — в Иркутске достанете. Через того же человека Гунара…
— Как это? — удивился Гарик. — После того, как мы его…
— До того. И еще не известно, нужно ли это будет. Может, выгоднее, чтобы он работал на нас? Сам посмотришь, что за человек. И потом уж будешь решать. Все. Двигай. Груз — сразу ко мне. Немедленно. И держи со мной связь.
— Будет сделано, шеф!
— И поаккуратней, не наследите! — напутствовал его Марат.
«Вроде бы все, — подумал он, закрыв за Гариком тяжелую стальную дверь с кодированным сверхсложным замком. — И все вроде бы гладко».
Но все было совсем не гладко. В девять утра, когда Турецкий, невыспавшийся, с красными глазами и отекшим лицом, вошел в свой кабинет, на столе у него уже лежала магнитофонная кассета с записью разговора Марата и аль-Аббаса.