Кто такая Айн Рэнд?
Шрифт:
Сперва Рэнд не заподозрила в Патриции свою соперницу. Та стала видной участницей «Младшего Коллектива», благодаря своему эффектному внешнему виду и пытливому интересу к философии Рэнд. На объективистском показе мод она потрясла аудиторию, представ в гламурном подвенечном платье. Следуя наставлениям Натана, Патриция стала пытаться завязать дружбу с Рэнд. Она была учтивой и обходительной, сообщая ей в письме: «Когда я прочитала ваши книги “Источник” и “Атлант расправил плечи”, когда я впервые увидела вас, когда сейчас я думаю о вас и вижу вас – моя голова всегда почтительно склоняется». Когда Патриция решила стать актрисой, она взяла себе псевдоним «Патриция Уинанд», взяв фамилию из «Источника». Рэнд тепло относилась к Патриции и восхищалась ее красотой. Она просила девушку помочь ей с макияжем перед телешоу, а однажды даже попросила у актрисы одну из ее фотографий, которую хранила у себя в ящике стола. Но она не могла понять, почему Натан так часто упоминает Патрицию в их личных разговорах.
Покуда эти страсти потихоньку закипали под крышкой, объективистское движение продолжало стремительно расти. В 1966 Айн и Натан сменили формат своего издания на журнальный, а его название – на «Объективист». Количество подписчиков тем временем увеличилось до двухсот тысяч. Журнал отражал растущий интерес Рэнд к философии, что демонстрировал ряд статей под общим названием «Введение в объективистскую эпистемологию», которые были впоследствии выпущены в формате книги. Самые лояльные из ее учеников в течение долгого времени считали эту книгу лучшим из произведений Рэнд. Однако вскоре она стала намного более известна как политическая фигура, нежели как философ.
В 1966 году Рэнд добавила к линейке своих нехудожественных произведений книгу «Капитализм. Неизвестный идеал», являвшую собой сборник речей и ранее опубликованных статей. Помимо работ Рэнд и Натана Брандена, в книгу также были включены эссе Алана Гринспена и Роберта Гессена. Рэнд назвала этот сборник «нехудожественным дополнением к “Атланту”, который являлся необходимой надстройкой к ее более ранней работе». Это произведение должно было дать читателям более детальное и ясное представление о ее философии. Первая часть, «Теория и история», затрагивала экономические вопросы – такие, как монополия, регулирование деятельности авиалиний и закон об авторском праве. В блок, озаглавленный «Текущее положение» вошли мысли Рэнд о современных политических проблемах. Теперь в ее активе было равное количество опубликованных художественных и нехудожественных работ, но внешний мир все еще не проявлял к ней должного уважения как к философу. Негативные рецензии на книгу в американской прессе игнорировали растущее влияние объективизма – но вместе с тем они обозначали границы привлекательности идей Рэнд. Она потерпела крах в своем стремлении потрясти основы мироздания – однако их хранители не замечали, что за воротами она вдохновляет к действию поднимающее голову поколение политизированной молодежи.
Вскоре ключевым моментом объективистского мировоззрения стал протест против военного призыва – даже несмотря на то, что Рэнд активно обличала активистов подобного протеста. Она не одобряла действия тех, кто публично высказывался против призыва, заявляя: «Человек не сможет остановить вихрь, если бросится в него». Ее позиция выглядела противоречивой: против мобилизации, против войны, и против протестующих тоже. Но у этого было достаточно простое объяснение. Воспитанная в высоких традициях европейского общества, Рэнд на физиологическом уровне не могла мириться с беспорядком в рядах протестующих богемных студентов. Их громкие лозунги, социалистская риторика и уличные акции давили ей на больную мозоль, напоминая о большевиках. Объективисты вместо всего этого призывали бороться против призыва легальными методами. Личный адвокат Рэнд, Генри Марк Хольцер, начал представлять интересы клиентов, которые подверглись мобилизации. Он и еще несколько объективистов начали ездить по городам с выступлениями, в процессе которых озвучивали объективистские аргументы против призыва, представляя его как нарушение прав человека.
Критический настрой Рэнд по отношению к мобилизации закрепил ее популярность в студенческой среде и еще больше отдалил от консерваторов. Вьетнамская война очень быстро сделала различия между либертарианцами и консерваторами предельно видимыми и ощутимыми. Консерваторы рассматривали эту войну как важную часть мировой борьбы против коммунизма и настаивали, что она должна вестись более энергично. Либертарианцы, напротив, сомневались в том, что эта война соответствует интересам США – и, как и Рэнд, они видели в призыве неприемлемое нарушение прав личности. В 1966 профессора Чикагского университета созвали конференцию, чтобы обсудить проблему воинской повинности. Многие либертарианцы, включая экономиста Милтона Фридмана, выдвинули обоснованные аргументы против призыва. Рэнд озвучивала схожие идеи своим последователям из студенческой среды. Один из ее юных последователей вспоминал: «Не нужно было цепляться за антикварный буржуазный балласт вроде уважения к старшим, поддержки заведомо проигрышной войны или воздержания от секса до брака. Вместо этого можно было встать на сторону свободы, весело и задорно воскликнув: “Убирайтесь к дьяволу с моего пути!”, процитировав триумфальные слова Джона Голта». Участие в президентской кампании Голдуотера 1964 года дало Рэнд первый всплеск популярности среди консервативно настроенной молодежи. Теперь ее протест против мобилизации принес вторую волну энтузиазма по отношению к ее идеям.
Так что, покуда во внутреннем кругу Рэнд кипели шекспировские страсти, популярность объективизма в Нью-Йорке достигла уровня лихорадки. В 1967 году Институт Натаниэля Брандена с большой помпой подписал договор аренды сроком на пятьдесят лет нескольких офисов в Эмпайр-Стейт-Билдинг, на тот момент – самом высоком здании мира. Даже несмотря на то, что эти офисы располагались в подвальном помещении небоскреба, это, все же, был идеальный адрес для любой организации, претендовавшей на серьезный статус. В число арендованных помещений входил также конференц-зал, идеально подходивший для масштабных лекций, кинопоказов, перфомансов и танцев, которые также стали частью повседневной жизни Института. Нью-Йоркское подразделение организовывало объективистские бейсбольные турниры, выставки, концерты, ежегодный бал и даже объективистский европейский тур. Во многом эта общественная деятельность проистекала из запросов студенчества, но также она была связана с мнением Рэнд, что ее окружает «мертвая культура». Для объективистов было аксиомой, что им приходится жить в эпоху кризиса искусства, а интересы и ценности окружающего мира ни в чем не совпадают с их интересами и ценностями. Это наиболее ярко проявлялось в приверженности Рэнд романтическому искусству и ее нападках на современное искусство, литературу и кино. Поскольку мейнстрим не содержал в себе ничего, что могло бы представлять ценность для объективистов, было необходимо создать собственный альтернативный мир, в котором студенты ИНБ могли бы найти удовлетворение своих культурных потребностей. Новые направления деятельности Института были залогом прочности и силы вселенной, которую мастерила Рэнд. Немногие заметили, что Натан на два месяца уехал в Калифорнию, чтобы лично преподавать курс основных принципов объективизма в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе.
Несмотря на все успехи нью-йоркского отделения Института, в некоторых кругах организация обретала сомнительную славу. Идея о том, что объективизм является странным псевдорелигиозным культом, широко поддерживалась рядом масс-медиа. Отчасти это было вызвано той очевидной страстью, которую идеи Рэнд вызывали у ее читателей. Религиозные метафоры часто использовались для описания ее самой: ее называли «пророчицей» или «мессией в юбке», а ее аудитория являлась «общиной» или «учениками». Многие из религиозных образов, впрочем, вытекали из свидетельств очевидцев, побывавших в учебных классах ИНБ. Газета Life цитировала воспоминания студента, который описывал занятия в классе ИНБ как нечто, очень похожее на церковную службу. «Там был задрапированный белоснежной тканью алтарь с магнитофоном на нем, – рассказывал этот студент. – Как новичка, меня три раза спросили, являюсь ли я “верующим”». Труды Рэнд в ИНБ играли роль священного писания. В своих лекциях и статьях Натан использовал ее персонажей, чтобы выдвигать свои аргументы, приводя реакции Джона Голта из определенных сцен романа «Атлант расправил плечи» в качестве примеров «психологической зрелости». Творческий мир Рэнд представлялся как альтернатива объективной реальности, а фрагменты из ее романов были взяты за доказательство различных тенденций и проблем, имевших место быть в современном мире. Сама Рэнд и лица, приближенные к ней, имели склонность цитировать фрагменты из «Атланта», когда прочие аргументы у них иссякали.
Объективизм претендовал на то, чтобы считаться интеллектуальной культурой, но по сути он являл собой вовсе не течение, посвященное свободному познанию, а скорее, сообщество, в котором для продвижения в местной иерархии требовалось изучать определенный катехизис. Листовки, приглашавшие на курс основных принципов объективизма, открыто предупреждали потенциальных студентов о присущей Институту Натаниэля Брандена предвзятости. Целью лекций не являлось переубеждение антагонистов, – было написано в листовке. Они были предназначены только для тех, кто прочел основные работы Рэнд и был согласен с основами представленной в этих книгах философии, а также хотел бы заняться углубленным ее изучением. Эта тенденция была особенно заметна в Нью-Йорке, где высказывания и поступки Рэнд оказывали незамедлительный эффект на атмосферу, царящую в Институте. Ее интерес к своим последователям казался прямо пропорциональным их согласию с ее идеями. Как вспоминал еще один студент ИНБ: «Когда она узнала, что я физик, то начала говорить о том, насколько сильно физика испорчена влиянием дурной философии. Она, вероятно, ожидала, что я сразу же с ней соглашусь. Но я не согласился – потому что вовсе не думал, будто физика испорчена. Можно было видеть, как интерес ко мне умирает в ее глазах». Рэнд то включала, то выключала свою харизму, очаровывая тех, кто оказывал ей достаточное уважение, и оставаясь холодной с теми, кто не делал этого.
Казалось, что существует два объективизма: один искренне приветствовал интеллектуальный обмен и развитие, а другой – был догматичным, ограниченным и, как утверждали наиболее суровые критики Рэнд, удушающим. И чем ближе к Нью-Йорку, отмечали объективисты, тем более репрессивной становилась атмосфера. При всем своем подчеркнутом внимании к рациональности и рассудительности, Рэнд и инструкторы ИНБ срывались на брань, когда сталкивались с попытками несогласия. Иногда две эти грани объективизма с впечатляющей скоростью менялись местами, оставляя последователей Рэнд в недоумении относительно того, на какой именно стороне они находятся. Один молодой человек, ставший впоследствии выдающимся ученым-философом, посетил лекцию Леонарда Пейкоффа летом 1965. Он и еще несколько старшекурсников общались в тот раз только с Пейкоффом, и это оказалось «прекрасной, волнующей философской дискуссией, которая сулила отличное продолжение». «Темой, которую я помню лучше всего, – вспоминал слушатель, – был феноменализм – философское учение о том, что мы познаем не сущность вещей, а только явления». По завершении лекции группе сказали, что на следующем занятии они встретятся с Рэнд и Натаном Бранденом. Думая, что такая привилегия была предоставлена им за проявленный энтузиазм и опыт, студенты были шокированы, когда встреча состоялась, и Натан «пустился в длительные разглагольствования о том, насколько странно для людей, которые заявляют, что они читали книги Рэнд, продолжать задаваться философскими вопросами такого рода, как те, о которых ему рассказал Пейкофф. Это продолжалось довольно долго, и мы почувствовали себя серьезно обиженными». Это был неожиданный поворот для студентов, которые так и не поняли, почему Натан рассматривает задаваемые ими вопросы как что-то плохое.
Присутствия Рэнд, харизматичной личности, было достаточно, чтобы объективистское движение начало приобретать квази-религиозные черты – но объективизмом было также легко злоупотреблять по причине его очень тоталитарной структуры. Глубоко внутри самой философии имелись элементы, поощрявшие ее догматические и принудительные тенденции. Несмотря на то, что Рэнд прославляла независимость, содержание ее идей подчинялось структуре, которая требовала последовательности и исключала любые данные, противоречащие базовой теории, будь они получены из опыта или из эмоций. Рэнд отвергала любой путь к знанию, если он не пролегал через рациональные, сознательные размышления и не вел к тем заключениям, которые она вывела силлогистическим способом. Таким образом, объективизм мог быстро превратиться в слепое повиновение Рэнд. Во многом так оно и было. На балах, устраиваемых Институтом Натаниэля Брандена, десятки женщин появлялись в платьях «как у Дэгни Таггарт». Когда Айн и Фрэнк приобретали новый предмет мебели, точно такую же вещь старались купить и многие приближенные к ним.