Кто ты, человек? Сказание о Свете
Шрифт:
себя вдруг не узнала,
боязнь в ней вся пропала.
Сама чуть удивилась
и бежать пустилась,
чтоб подруг застать,
да снова не искать.
7
Прилично пробежавшись,
и чуть подзапыхавшись,
перешла на шаг
в том месте, где овраг
своим нижним краем
упирался в сваи
ветхого моста;
где под ним в кустах
ветвистой дикой сливы,
вечно говорливый,
холодный
ручеёк бежал.
И скоро-скоро тут
буйно зацветут
трущобы дикой розы.
А пока что козы
щипали там росточки.
И на мягкой кочке
в руках с большою кружкой
пасла тех коз старушка.
И старушка эта
вдруг спросила Свету:
«Далеко ль бежишь?
К кому ж ты так спешишь?
Отдохни пока,
попей вот молочка».
И Света задержалась,
немного отдышалась,
молока попила
и старушке милой
на всё быстро ответила,
а впереди заметила,
что сидя на бревне
верхом, как на коне,
Колька ковырялся.
Рядышком валялся
его велосипед.
Навстречу дряхлый дед
с большой сумой тащился.
Колька покосился;
а потом вскочил,
и нож в забор вонзил,
издав гортанный вой.
На что дед головой
качнувши, усмехнулся,
тихонько повернулся,
опершись на сучок,
сказал лишь: «Дурачок!»
Немного постоявши,
поплелся молча дальше.
А Колька озадачился:
«Выходит зря артачился,
эффекта никакого».
И сев на брёвна снова,
стал дальше ковыряться.
Но только поравняться
Света с ним успела,
вновь бросил своё дело,
ей преградив дорогу.
Картинно ставя ногу,
и руки на бока,
с сопением быка
глазами покрутил,
потом вниз опустил;
потом взглянув в лицо,
сказал так с хитрецой:
«Куда летишь Голубка?
Что мокра твоя юбка?»
И тут попалась Света
на хитрость его эту.
Только вниз взглянула,
да юбку отряхнула,
чтоб свой задать вопрос,
как он её за нос
успел уж ухватить;
и больно стал крутить
ей голову по кругу,
и предложил услугу
назад препроводить;
а то, мол, будет бить,
сюда чтоб не ходила.
И хоть ей больно было,
она вдруг изловчилась,
зубами в кисть вцепилась,
обвившись словно спрут.
И грохнулся он тут,
издав истошный крик.
А тут ещё старик
к ним прытко подбежал,
и «Бей его», визжал:
«Надо проучить!»
Но чтоб их растащить,
за ворот ухватился.
А тот ужом крутился:
лягнуть его старался;
и ворот оборвался.
Колька изловчился,
на миг освободился,
поднялся на колени,
и взмыленный как в пене,
прочь побежал ничком.
А дед его сучком
вдогонку по спине:
«Чтоб долго помнил мне,
как младших обижать,
да стариков пужать,
и нашу встречу эту».
И отряхнувши Свету,
пожал её ручонку.
«Отважная девчонка!»-
добавил улыбаясь.
И тут же наклоняясь,
берёт свою суму,
и просит, чтоб ему
Света помогла;
мол, ноша тяжела.
И потом пошли вдвоем
по оврагу вверх, ручьём,
по крутой дорожке.
И пришли к сторожке
на опушке леса,
куда для интереса
Света приходила;
но не заходила,
так как заперта
была избёнка та.
8
Дом старик открыл,
на стол как мог, накрыл:
чай достал, поставил,
молочком разбавил,
со сливками творог,
и большой пирог.
Свету угощая,
себе лишь только чая
в кружку подливал,
да смачно попивал.
А Света пирог ела
и все вокруг смотрела.
Что-то необычное,
глазу непривычное
здесь происходило.
Странно видеть было
всюду чашки, банки,
и горшки и склянки.
Все эти сосуды,
травы, листьев груды,
что на полках вяли,
дом загромождали.
И кругом кипело,
пенилось, шипело,
булькало, парило,
набирало силу,
в зелье превращаясь,
ядом насыщаясь,
чтобы стать лекарством,
чтобы бить коварство
всех недугов, хворей:
гриппа, язв и кори.
Травы чтоб, коренья,
людям исцеленье,
силы приносили;
чтоб полезны были
просто для здоровья;
растекаясь с кровью,
старых молодили,
чтоб те долго жили;
малых укрепляли,
чтоб росли, гуляли;
чтоб все пили, ели,
чтобы не болели.
И спросила Света:
«Для кого всё это?»
Дед в глаза взглянул,
пододвинул стул,
снова чай долил,
и заговорил:
«Дорогая Света,
для людей всё это.
Так со злом воюю,
жизнь веду такую
со своей старухой.
Часто сильный духом,