Кто ты, человек? Сказание о Свете
Шрифт:
больно тронула сердца,
ущипнула людям души.
И услышали их уши
то, что он сказать хотел,
от чего сам князь вспотел.
Хоть в герои он не метил,
на вопрос он так ответил:
«Вы спросили – как посмел?
Люди, я для вас хотел
те сокровища достать,
чтобы вам их пораздать.
Не хватило только силы,
и конечно страшно было;
но напряг свою я волю,
чтобы вам облегчить долю;
чтоб не только короли,
все
Он умолк и потупился.
Потом низко поклонился
и, казалось, снова сник.
Вдруг раздался громкий крик,
звонко взрезав тишину:
«Я возьму его вину!»
Вздрогнул, замер люд, а это
на помост вбежала Света.
«Я не дам его убить.
Нельзя голову рубить!
Нет беды в его вине;
отрубайте лучше мне!»
И вельможа содрогнулся,
потом к князю повернулся
и шепнул тихонько тут:
«Это будет уже бунт».
Но владыка был спокоен:
«Не дадим им жить обоим.
Сейчас ей, потом ему;
на себя я грех возьму».
6
Ну а Света уж без страха
кладет голову на плаху.
Барабанов грянул бой,
трубы начали свой вой.
Кое-где раздался плач.
Поднял вверх топор палач,
и немного торопясь,
он по детской шее .... хрясь.
В плаху лезвие вонзилось,
но как будто погрузилось
и прошло как сквозь туман,
никаких, не сделав ран.
Кат не понял. В самом деле,
на него, смеясь, смотрели
снизу детские глаза.
«Что ещё за чудеса?»-
палач тупо удивился.
Как-то весь засуетился,
даже скинул свой колпак,
растерялся видно так.
Еще раз мелькнул топор.
Вновь смеясь, глядят в упор
на него глаза девчонки.
И на шее в жилках тонких
бьется пульс, и кости целы.
Палач стал мгновенно белым,
дрожь пробила его тело,
важность в миг с него слетела,
глаза дико округлились,
страхом, ужасом налились,
и издав истошный вой,
с обнаженной головой,
пятясь, грохнулся с помоста.
Сей силач большого роста,
кого весь народ страшился,
соскочив, бежать пустился,
как напуганный олень.
И полезла страха тень
на людей неудержимо;
и уже промчался мимо
перекошенный вельможа;
и пустился за ним тоже,
опрокинув стул, владыка.
И оглохли вдруг от крика
поле, лес, и даже дали
эхом ужаса кричали.
Все, кто мог, бежать пустились,
и толкались, и давились,
прячась в замке и домах.
Охвативший ужас, страх,
вмиг очистил всю поляну.
И казалось как-то странным,
что один всё же остался,
хотя тоже испугался,
но не скрылся, не сбежал,
только чуточку дрожал.
Он ещё не знал, что с ним,
что здесь нужно им двоим,
что всё это не виденье,
что пришло к нему спасенье,
что не мёртвый он – живой,
цел, здоров и с головой.
7
Встав с колен и отряхнувшись,
и к парнишке повернувшись,
улыбнулась Света мило,
подошла к нему, спросила:
«Как зовут тебя дружище?
Ты из знатных, или нищий?
По твоей судить одежде,
так ты вроде принц был прежде;
ну а то, что с нею стало,
говорит, что уж не мало
ты прошел дорог бедняга,
что под ней не принц – бродяга!»
От её слов встрепенувшись,
и от шока чуть очнувшись,
он уселся, где стоял,
и послушный вид принял;
но глядел ещё со страхом
то на Свету, то на плаху.
Говорить пока не мог,
только гладил раны ног;
видно было им не сладко
от оков железной хватки.
Делать что-то было надо,
и усевшись с ним там рядом,
ему Света назвалась,
успокаивать взялась.
8
Просидев, не знаю сколько,
удалось узнать ей только,
что парнишку зовут Грюн,
что не так уж он и юн,
как ей сразу показалось,
и, наверное, досталось
ему бед уже не мало.
Она позже разузнала,
что терпел он их напрасно;
но он выглядел прекрасно,
и в семнадцать лет почти
за мальчишку мог сойти.
Посидев с ним, осмотрелась,
и ей очень захотелось
с этим местом распроститься,
а то может появиться,
вдруг опомнившись, здесь стража;
и задуманная кража,
с казни юного страдальца,
из далёких мест скитальца,
уже будет не возможна.
И поднявшись осторожно,
помост Света обошла,
ключ, печать, указ нашла;
ключ взяла и печать тоже,
их, наверное, вельможа,
убегая, обронил.
Ключ как раз ей нужен был
от кандального замка.
То везенье, а пока
Грюн свыкался мало – мало,
Света цепи поснимала,
потом за руку взяла,
и от туда повела.
Так пошли они вдвоем
через лес, потом ручьём,