Кто убийца, миссис Норидж?
Шрифт:
– Его нет, – вкрадчиво сказали сзади.
Миссис Норидж обернулась. Разумеется, Кельвин Кози! В любую секунду его можно обнаружить у себя за спиной – он перемещается бесшумно, как кот. Хотя его лицо с острым подбородком больше напоминает крысиную мордочку.
Секретарь ухмылялся.
Миссис Норидж не доверяла мужчинам с прилизанными висками. А Кельвин Кози в дополнение к набриолиненной прическе обладал бегающими черными глазками и отвратительной манерой морщить нос. Поэтому его кредит доверия у Эммы Норидж был
– Благодарю вас, – сухо сказала гувернантка. – Я зайду позже.
– Я сообщу вам, где он, если вы скажете, зачем он вам понадобился.
Не удостоив наглеца даже взглядом, миссис Норидж развернулась и пошла прочь.
– Строите из себя важную персону? – насмешливо бросил ей вслед секретарь. – Поглядим, каково вам придется, когда приедет крошка Лилиан.
Миссис Норидж обернулась.
– Что, передумали? – ухмыльнулся Кельвин. – Так что вам понадобилось от сэра Генри?
Ни слова не говоря, гувернантка подошла к двери кабинета и постучала.
– Входите! – донеслось изнутри.
Секретарь разочарованно прищелкнул языком и растворился в недрах дома.
Генри Эштон кинул на вошедшую миссис Норидж тот особенный быстрый взгляд, которым смотрит человек, опасающийся плохих вестей. По лицу визитера он пытается прочитать, будет ли нанесен удар сейчас, или же судьба милостиво предоставляет ему отсрочку.
– Мистер Эштон, завтра возвращается ваша дочь. Не будет ли каких-нибудь дополнительных указаний?
Генри Эштон позволил себе расслабленно откинуться на спинку кресла. Напряжение исчезло с его лица.
– Указаний? Нет, никаких. До завтрашнего утра вы свободны. Ах, да! – вспомнил он. – Шарлотта, моя кузина, чувствует себя лучше. Сегодня вечером я смогу представить вас ей.
– Мы уже познакомились, сэр.
Снова этот быстрый тревожный взгляд. Миссис Норидж встретила его спокойно.
– Моя кузина… – медленно проговорил мистер Эштон. – Она иногда кажется чудаковатой.
– Вот как, сэр?
– Вы не заметили?
– Мы беседовали совсем недолго, – уклончиво ответила миссис Норидж.
– Если вам доведется разговаривать с ней дольше… – Сэр Генри казался смущенным. – Вряд ли, но вдруг такое случится… В общем, постарайтесь не удивляться. У Шарлотты нелегкая судьба…
– Вот как?
В свое «вот как» миссис Норидж вложила ничтожно малую толику заинтересованности. Она давно усвоила: чем меньше любопытства проявляешь к чужим делам, тем охотнее люди выкладывают все подробности. Ничто так не побуждает к откровенному разговору, как отсутствие интереса в собеседнике. Люди словно хотят доказать ему, что он ошибается, не считая их дела стоящими внимания.
Генри Эштон не стал исключением.
– Вы знаете, что она сирота?
– Нет, сэр.
– Это так. Ее родители погибли, и мои отец с матерью взяли Шарлотту к себе. Она выросла с нами в этом
Он поднялся, зачем-то подошел к двери и выглянул в коридор.
– Мы очень дружили с ней, – вернувшись, сказал он. – Я старше на десять лет. Такая разница обычно является непреодолимым препятствием для дружбы детей. Но с нами этого не случилось. Мои родители на все ее проказы смотрели сквозь пальцы, даже когда они были не совсем безобидны.
– Не совсем безобидны? – переспросила миссис Норидж.
Но мистер Эштон не счел нужным развивать эту тему.
– Шарлотта очень поздно вышла замуж, и мы были рады за нее. Мистер Пирс казался человеком достойным во всех отношениях. Его смерть стала полной неожиданностью для всех нас.
– Отчего он скончался? – позволила себе спросить миссис Норидж.
– Какая-то редкая болезнь, я так и не запомнил ее названия. Она свела его в могилу буквально в три дня. Невероятно – такой здоровый, полный жизни человек! Шарлотта, конечно, очень страдала. На похоронах ее невозможно было узнать.
Он поднял глаза на гувернантку.
– Я рассказываю вам это все, чтобы вы уяснили: я очень тепло отношусь к Шарлотте. И ни от кого не потерплю насмешек!
– Насмешек, сэр?
Миссис Норидж казалась искренне удивленной такой возможностью, и Генри Эштон смягчился:
– Это неважно. Полгода назад мы с женой взяли Шарлотту к себе, в этот дом, где она выросла. Я надеялся… Я надеюсь, – исправился он, – что здесь ей станет лучше. Она… одно время она казалась совсем больной…
Теперь Генри Эштон тщательно подбирал слова.
– Возможно, вмешательство хорошего врача… – так же осторожно начала миссис Норидж.
– Она проходила обследование! – резко сказал пожилой джентльмен. – И она не сумасшедшая! Я лично привез сюда двух докторов. Они разговаривали с ней не меньше трех часов и заверили меня, что нет и тени помешательства!
Он даже покраснел от негодования.
И тут миссис Норидж погрешила против истины.
– Миссис Пирс показалась мне вполне рассудительной леди, – мягко сказала она.
Генри Эштон несколько мгновений не сводил с нее пристального взгляда, словно желая рассмотреть тень насмешки в ее лице.
Но невозмутимый вид гувернантки, казалось, успокоил его.
Вернувшись в свою комнатку, больше похожую на склеп, миссис Норидж достала маленький нож и принялась чистить яблоко.
Люди для нее делились на две категории: на тех, кто режет яблоки на дольки, и на тех, кто поедает их целиком. Сама миссис Норидж принадлежала к первой категории. Вторых она в глубине души считала людьми легкомысленными и не слишком воспитанными.
В минуты сильной задумчивости рука ее сама тянулась к фруктовому ножу. Снимая яблочную шкурку тонкими стружками, миссис Норидж ощущала, как мысли приходят в порядок.