Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Обещал? Он, наверное, не так меня понял. Григорий Иванович, - и Никонов многозначительно поднял указательный палец вверх, - вряд ли будет в восторге. Я обещал помочь этим старикам, но для этого есть много путей, не обязательно надо статью писать.
– А я думала, что...
– Думать я буду, Назарова. Но об этом потом. Ты, кстати, видела людей, которые ко мне приходили?
– Видела.
– Из Москвы приехали. Члены киногруппы одного известного кинорежиссера, правда, фамилию просили не говорить.
– Почему?
– удивилась девушка.
– Шумихи лишней боятся. Они пока всего лишь места для
– Надо же. Зина считает, что они не очень на киношников похожи.
– Много понимает твоя Зина. Они профессионалы, сразу видно. Конкретные, четкие люди. И, между прочим, очень им наша газета понравилась. Сказали, что много по России колесят, а таких интересных газет они мало встречали.
Марфа почувствовала, что в ней растет раздражение.
– Вячеслав Павлович, встречают людей, а газеты читают.
– Да, ослабил я дисциплину. Одна полдня мотается где-то, другая по телефону...
– Я не мотаюсь...
– Не перебивай. Глупости Зинкины повторяешь. "На киношников не похожи". Да для нее киношники - это Марецкая и Орлова, а на самом деле - это целая индустрия, понимаешь, ин-дустри-я! Не хотел говорить, но скажу: если они выберут места для съемок в нашем районе и Михалков это утвердит, я у них консультантом буду. Зарплата - в долларах. Так-то!
– Так это Михалков снимать будет? А я читала, что он сейчас уже снимает фильм...
– Тьфу ты! Фома-невера. Снимет тот, другой начнет.
– А вы хоть документы у них попросили показать?
– Иди отсюда. С тебя двести строк и подпись к фотографии доярок.
– Хорошо. Только скажите, пожалуйста, что киношники эти у вас еще спрашивали? Никонов задумался.
– Что еще? Статью мою про Киреева хвалили. Жалели, что он уже ушел из Сосновки.
– Почему?
– А эта девушка, она у них вроде как главная, его хорошо знает, они в Москве несколько раз встречались. Разумеется, я подсказал, как его можно найти.
– Вы про Елец рассказали?
– Конечно. Хорошие люди должны помогать друг другу, Мирей. Запомни это.
– Меня Марфой теперь зовут, Вячеслав Павлович.
– Не смеши. У человека может быть только одно имя, которым его при рождении нарекли... Ну все, хватит трепаться. Иди, работай.
– Странно это все, Зина, - говорила вечером Марфа машинистке, закончив диктовать статью.
– Ты о чем, касатка?
– Ну как же? Михалков собирается снимать фильм у нас. Положим, красивые места найти под Сосновкой можно, только гостиницу единственную год назад закрыли. До областного центра три часа на машине по бездорожью... Обещают Никонову должность консультанта.
– А что он будет консультировать?
– Если бы я знала. Женщина эта знает Михаила...
– Кого?
– Киреева, журналиста московского. Так радуются статье, что готовы его найти и едут ради этого в Елец.
– И правда, странно.
– Зина, у нас сегодня какой день?
– Четверг.
– Он в понедельник ушел... Они сегодня пришли... Зина, а вдруг они Михаила искали?
– Зачем, касатка?
– Не знаю... А если они действительно не киношники вовсе?
– А может, они охранники? Хотя... трое одну бабу охраняют? Нет, тут что-то другое. Да не бери ты в голову, касатка. Какое тебе дело до Киреева этого? Пришел - ушел. Забудь. Тебе еще подпись под фотографией делать.
Но Марфа не слышала ее. Чистые души - наивны. Зло для них нечто абстрактное и очень далекое. А вот так - лицом к лицу... Да, много странного было в приезде этих киношников. Однако предположить что-то плохое для Киреева Марфа просто не могла. Но тревога, смутная и неясная, коснулась сердца девушки.
* * * Когда свеча догорает, когда светить ей остается буквально несколько секунд, на какой-то миг, краткий и еле уловимый, она вдруг вспыхивает - трепетно и ярко - и угасает. Навсегда. Вот так же случилось и с Лизой. Ее работа над "птичьими картинами", работа увлекательная, почти азартная, захватившая девочку с головой, оказалась той самой последней вспышкой свечи. Когда Вороновой рано утром в субботу позвонила Наталья и сообщила, что у Лизы наступило резкое ухудшение состояния и что скорая помощь дважды за ночь приезжала к Бобровым, Софья не могла в это поверить:
– Как же так? Я от них уехала вчера в девятом часу. Лиза была бодрой, мы с ней... нет, этого не может быть!
– К сожалению, может, Сонечка. Такая это болезнь. Страшная. И коварная. Думаешь, что она отступила, а на самом деле просто затаилась.
– Что же теперь, Наташа?
– Я боюсь худшего, - в этих словах Софья услышала: "это конец". Котеночкина, пообещав держать Софью в курсе событий, попросила ее пока что не приезжать и не беспокоить Бобровых. И Софья согласилась с подругой, которой она полностью доверяла. Но ни в субботу, ни в воскресенье вестей от Наташи не было, как, впрочем, и в понедельник тоже. И только во вторник вечером Воронова услышала в телефонной трубке голос Ирины. Она с трудом узнала его: голос был какой-то безжизненный и, как показалось Софье, сухой:
– Соня, Лиза умирает. Только что приходил отец Борис, священник храма, куда мы ходим... Он причастил ее... Если сможешь, приезжай... Лиза хочет с тобой проститься.
– И Ирина положила трубку.
Через тридцать минут Софья уже была у Бобровых. У нее перед глазами все стояло смеющееся лицо Лизы, когда они расставались в пятницу. Девочка тогда сказала:
– А коноплянку начну завтра. Только тебе я ее пока не буду показывать...
– Почему?
– Не понимаешь? Это же я себя рисую. Считай, что стесняюсь... Лиза умирает? Поверить в это Софья не могла. До той минуты, пока не переступила порог квартиры Бобровых. Сильнее обычного пахло лекарствами и еще ладаном. На кухне, обхватив руками голову, сидел в одиночестве Виктор. Увидев Софью, он коротко кивнул ей - Воронова только успела разглядеть, что глаза его были воспалены, - и вновь опустил голову. Из комнаты Бобренка вышла маленькая девочка, которую Софья видела впервые.
– Это подружка нашей Лизы, - объяснила Вороновой незаметно подошедшая Наталья.
– А где Ира?
– Вышла на улицу покурить. Ты ее не встретила?
– Нет.
– Она молодец. Держится. А Витя... Витя совсем раскис.
– Тяжело ему.
– Да.
– А это действительно... конец?
– Софья понимала всю наивность своего вопроса, но... Ей не хотелось верить в неизбежное.
– Тут вчера консилиум был... Впрочем, ты сама все увидишь. И только в этот момент Софья заметила, как осунулась Наташа. Все три дня она провела в квартире Бобровых.