Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Знаешь, я бы сначала изучил опыт тех организаций, которые уже существуют. Попытался бы понять, почему их - сотни, а их влияние на общество так ничтожно мало. Почему подчас в таких партиях-организациях не больше десятка партийцев.
– Правильно, зришь в корень, Кира. Разобщены мы, понимаешь, разобщены. Мы и хотим на объединение русских людей работать.
– Российских, - поправил его Киреев.
– Вы же - "свободные россияне".
– Не подкалывай, пожалуйста. Это моя боль. Конечно, "русских" звучит лучше. Но у нас из восьми членов учредительного совета
– Глаза? Никон, прости, если не в свое дело лезу, но...
– Говори, говори, не стесняйся.
– Ты же в газете работаешь и даже ее возглавляешь. Очень многое можешь. Нужно ли для этого создавать союз? Ты моего совета спрашивал, я сказал тебе про опыт других организаций... Никонов перебил его:
– Кира, мы же не совсем деревня. Газеты читаем. Понимаешь, не обижайся, конечно, но то, что есть,
– нас не устраивает.
– Что не устраивает?
– Позиция этих партий. В одних "Боже, царя храни" поют. В других коммунистическим духом несет. Третьи в игру "казачки" играют. У нас один такой деятель нашелся. В школе учителем истории работает. "Казачью управу" организовал. Смехота. Нацепили штаны с лампасами - тьфу! Казаки, твою мать.
– А сколько у него в управе человек?
– Не человек, а идиотов. Пять.
– А если вам с ними объединиться? Ведь в чем-то ваши взгляды совпадают?
– Объединиться? Ты шутишь?
– Нет. Ты же сам очень хорошо сказал, что хочешь на объединение русских людей работать. Этот учитель истории - не русский? Почему ты не хочешь с ним объединиться?
– Потому, что он всех людей на две категории делит: казаков и не казаков.
– Но ведь и тебе монархисты с коммунистами не нравятся. Тогда - кто? Демократы?
– Издеваешься? Я просто русский человек.
– Российский.
– Ну российский. Мы предлагаем объединиться не по идеологии...
– Неужели по вере?
– А вот это ни в коем случае! Свободный человек вправе выбирать себе любую веру. По мне, пусть он хоть Христу, хоть Будде, хоть черту поклоняется - лишь бы любил Россию.
– Мне кажется, поклоняться черту и одновременно любить Россию - нельзя, - тихо сказал Киреев.
– Я образно выразился. Ты меня понял.
И Никонов стал увлеченно рассказывать о том, как он видит будущее своей организации. Михаил сидел, опустив голову.
– Ты не уснул?
– спросил его Вячеслав.
– Прости, я забыл, что ты с дороги. Давай будем укладываться.
– Нет-нет, я просто думаю. И грущу.
– О чем?
– Не знаю... Один из самых почитаемых русских святых, преподобный Серафим Саровский сказал слова, о которых я все время думаю. Давай подумаем над ними вместе.
– Давай. И что это за слова?
– Он сказал: спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи.
– Ты знаешь, это из области религии. Мне не интересно. Не обижайся.
– Все нормально. Вот ты сегодня днем спрашивал меня о впечатлениях...
– И ты, хрен моржовый, ничего мне не рассказал.
– Сейчас расскажу. Опубликуешь?
– Что за вопрос?
– У вас в районе есть деревня. Соболево называется.
– Есть. Там, кстати, пруд хороший имеется. Мы в нем карпов ловим...
– Остановился я в этой деревеньке с людьми поговорить, дорогу дальше спросить. Смотрю, от крайнего домика дорога резко вверх уходит. Сбоку от нее - то ли сад старый, то ли школа. Из кустов этих человек выходит и медленно спускается по дороге. Ближе, ближе. Уже различаю: старуха. Простенький халатик в цветочек - такие в наших больницах выдают. Еле-еле идет. Руки, голова трясутся... Прошла мимо нас (я разговаривал с местной жительницей) - даже не посмотрела.
– Горемычная, - вздохнула женщина, с которой я разговаривал.
– У нас здесь дом престарелых находится. Прошлой осенью его закрыли - говорят, у бюджета нет денег на его содержание. Почти всех больных разобрали, а человек пять-шесть остались. Некому их было забирать. Вот и остались они здесь, никому не нужные. Как эти старики зиму пережили - ума не приложу. Мы их, конечно, подкармливаем, но...
Вот такие впечатления, Славик. Ну как, опубликуешь? Никонов сидел мрачный.
– Ты же не ребенок, Кира. У меня администрация района - учредитель газеты. Завтра опубликую, послезавтра выгонят.
– Понятно.
– Что понятно?
– Что собираться за бутылочкой и обсуждать устав и комфортнее и безопаснее. Не обижайся.
– Нет, я обиделся, Кира. Да, я слышал об этом доме. А чем я могу помочь этим старикам? Молчишь? Ты, чувствую, стал сторонником теории малых дел? Помнишь, в институте нам рассказывали об одном из "отцов" этой теории - Каутском? И о лозунге его: "Конечная цель - ничто, движение - все". Не забыл, как Каутского называли - оппортунист. Киреев горько улыбнулся:
– Славно у тебя, Никоныч, получается. Всем ярлыки повесил?
– Ничего я не вешал.
– Как же, историк ваш и его сторонники - идиоты, я - оппортунист. Я не обижаюсь, Славик. А вот за стариков обидно. Ну какое же это малое дело - шесть человеческих душ от смерти спасти?
– Как? Ты ответь - как?
– Друг мой, а как же быть с уважаемыми людьми из СССР? Даже депутат есть. Что, нельзя было выбить у вашего главы администрации одну палату для них в больнице, чтобы люди не мерзли, забытые всеми в руинах своего дома? Жители Соболево смогли накормить этих несчастных, а целый район не может? Вот если бы этим ваш СССР занялся - ты бы стольких людей в свои ряды привлек.
– Погоди, я тебе скажу...
– Нет, дай я скажу, а потом говори, что хочешь. Тебе не интересны слова преподобного Серафима. Жаль. Знаешь, как их можно перефразировать? Хочешь сделать людей свободными - сначала освободись сам. Хочешь, чтобы тебя полюбили, - полюби сначала сам. Хочешь что-то получить отдай сначала свое. Ты не думай, что я тебя учу жить, - избави Бог. Меня бы самого кто научил. Просто я хочу, чтобы ты не повторял моих ошибок. Надеюсь, у тебя будет время это понять.
– Киреев замолчал.