Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Да.
– А хочешь, я покажу тебе свою любимую книгу?
– Хочу.
Девушка достала из шкафа книгу в бордовом переплете.
– Интересно. "Мастер и Маргарита"?
– Я не поверю, что тебе не нравится эта книга.
– Как тебе сказать... Первый раз я прочитал ее буквально запоем.
– Я тоже.
– А вот недавно попробовал перечитать...
– И что же?
– Не пошло.
– Почему?
– Не знаю. И восхищение куда-то исчезло. И автора стало жаль. Еще больше, чем Кобликова.
– Про автора
– Девушка явно не ожидала, что Киреев, которого она уже считала близким для себя человеком, не поддержит ее. Но книгой этой, по-моему, не восхищаться просто нельзя. Михаил ничего не сказал, только взял книгу, нашел нужную страницу и стал читать вслух: "Волшебные черные кони и те утомились и несли своих всадников медленно, и неизбежная ночь стала их догонять. Чуя ее за своею спиной, притих даже неугомонный Бегемот и, вцепившись в седло когтями, летел молчаливый и серьезный, распушив свой хвост". Голос Киреева звучал глухо, Мирей вновь показалось, будто тень коснулась его лица, а голубые холодные огоньки только подчеркивали эту сумеречность киреевского облика. Он продолжал читать: "Вряд ли теперь узнали бы КоровьеваФагота, самозваного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом..."
– Разве это не прекрасно?
– прервала Киреева девушка.
– Кто из современных писателей так может написать?
– Да, он чертовски талантлив, - согласился Михаил.
– Только... Скажи мне, Мирей: прочтя этот роман, ты не захотела, чтобы в твою жизнь вошли Бегемот, Фагот, наконец, сам Воланд? Вошли, и если не стали бы друзьями, то, по крайней мере, отнеслись к тебе с уважением? Девушка задумалась, потом ответила не очень уверенно:
– Наверное, скорее - да.
– А ты знаешь, кто они?
– Конечно. Свита Воланда.
– То есть сатаны.
– Ты хочешь сказать...
– Я хочу сказать, что зло на самом деле так ужасно и отвратительно, что если бы человек взглянул ему в "лицо", то ужаснулся бы. Понимаешь? Поэтому злу нужен туман, который скрывает его очертания... Когда я сказал, что мне жаль автора, я имел в виду нечто другое, чем ты.
– Что же?
– Мне хочется, чтобы ты сама ответила когда-нибудь на этот вопрос. Девушка заглянула ему в лицо и улыбнулась.
– Сама так сама. Знаешь, я не задумывалась раньше над такими вещами. Ну, пусть даже свита. Они же все карают зло, показывают негодяев. А мастер получает Маргариту и покой. Дай мне книгу. Вот. И теперь уже Мирей, найдя нужное место, стала читать: "- Он прочитал сочинение мастера, - заговорил Левий Матвей, - и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?
– Мне ничего не трудно сделать, - ответил Воланд, - и тебе это хорошо известно.
– Он помолчал и добавил: - А что же вы не берете его к себе, в свет?
– Он не заслужил света, он заслужил покой, - печальным голосом проговорил Левий".
– Ну как?
– спросила Мирей, закрывая книгу. Киреев молчал. Долго молчал, потом тихо сказал, глядя в сторону и будто обращаясь к кому-то третьему:
– Покой в вечном мраке в царстве сатаны - по-моему, это ужасно.
– Ты хочешь сказать...
– Мирей начала понимать Киреева, - что он его обманул?
– Воланд мастера?
– притворился непонимающим Михаил.
– Воланд Булгакова.
Киреев кивнул.
– Похоже. Ведь не зря же в Евангелии сатана назван "отцом лжи". Без света покоя не бывает.
– А почему... почему мастер или Булгаков, я совсем запуталась, кто есть кто, поверил, что Бог не возьмет его с собой?
– Ты спрашиваешь меня? Я могу ошибаться, но не очень сильно. Искать не будем, попробую вспомнить по памяти. В этой книге сказано, что самый большой грех - это трусость. Это тоже неправда. Самый большой грех - отчаяние. Мне кажется, оно охватило Булгакова, если он посредником между Богом и собой считал Воланда...
– Постой, Михаил, - прервала его Мирей.
– Но хоть Маргариту ты согласен признать...
– она подбирала точное слово, - достойной уважения?
– Не могу. Знаешь, когда я первый раз книгу читал, то обратил внимание на такие слова... прости, если не точно процитирую: "Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца", или: "Никогда ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!"
– А разве это не так? Разве плохо сказано?
– Не берусь судить. Просто, когда я читал книгу второй раз, запоминались другие места.
– Какие?
– Как Маргарита Воланду поклонилась.
– Поклонилась?
– Помнишь, на балу, что она кричала по адресу сатаны?
– Помню. "Всесилен, всесилен!"
– А потом несчастному Алоизию Могарычу в лицо вцепилась: "Знай ведьму, знай".
– Она же из-за любви к мастеру...
Мирей не успела договорить, а Киреев ответить, как входная дверь скрипнула. Это пришла Вера Васильевна Назарова.
...Через два дня Киреев покидал Сосновку. Мирей проводила его до последнего дома самой крайней улицы. Накануне девушка крестилась, а ее крестным отцом стал Киреев. Священник нарек ее Марфой. И когда теперь Михаил называл ее новым именем, с непривычки она вздрагивала. Прощание было недолгим.
– У меня появилось такое ощущение, что тебя я, в отличие от Сосновки, еще увижу.
– И у меня тоже.
– Тогда - до свидания?
– До свидания, - Марфа протянула ему маленькую ладонь. Михаил бережно взял ее в свою руку.