Кто взял фальшивую ноту?
Шрифт:
Битва подходила к концу, но мир так и не узнал имена победителей: мы вдруг услышали окрик Геннадия Максимилиановича:
— Это что за безобразие?!
Толкаясь, наступая друг другу на пятки, мы кинулись на свои места и замерли.
— Из-за чего драка? — спросил Геннадий Максимилианович.
Оркестр молчал. Лишь там, где стояли барабаны, что-то шевельнулось, но тут же замерло.
— Значит, музыкальные инструменты сами полезли в драку, а вы их только сдерживали?
Женька поднялся на ноги:
—
— Нашли?
— Нет.
— А я вам сейчас найду, да не один десяток. А ну, первая группа скрипок, проверить строй!
Первые скрипачи начали проверять строй и удивились: у всех без исключения были расстроены скрипки.
Со вторыми скрипками дело обстояло не лучше.
Над виолончелями тоже пришлось потрудиться, а о Костяном контрабасе и говорить не приходится.
— Видите, сколько фальши? — спросил Геннадий Максимилианович. — А теперь, Тюнев, становись за пульт. Интересно, что у тебя получается?
Женька взошел, нет, Женька взлетел на сцену! Мы заиграли.
Весь остаток репетиции Геннадий Максимилианович продержал Женьку за дирижерским пультом, стоя с ним рядом и что-то ему подсказывая.
РЕШАЕТСЯ ЖЕНЬКИНА СУДЬБА…
В конце третьей четверти, перед самыми весенними каникулами, в музыкальной школе и на «Площадке встреч» появилась афиша:
15 МАЯ
МАЛЫЙ ЗАЛ КОНСЕРВАТОРИИ
ОТЧЕТНЫЙ КОНЦЕРТ ДЕТСКОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЫ
В программе:
ХОР,
ОРКЕСТР,
АНСАМБЛИ,
СОЛИСТЫ.
Начало в 12 час.
Вход по пригласительным билетам.
До концерта оставалось больше полутора месяцев, но роли в нем распределялись заранее.
Васька и Сережка участвовали в хоре. Я и Костя — в оркестре. Лена Мухина готовила пьесу под названием «Баркарола» композитора Глинки, а Петя Люлькин снова играл первую скрипку в квартете. Единственный, кто из нас не участвовал нигде, — это Гриша. Рано было ему выступать, не дорос еще.
Женька так часто становился к дирижерскому пульту, что Геннадий Максимилианович однажды в шутку сказал:
— Тебя хоть на отчетный выпускай!
Эти слова крепко запали Женьке в душу, и он потерял покой.
Геннадий Максимилианович больше не возвращался к тому разговору, но Женька ходил за ним по пятам и вздыхал.
Ребята завели спор: разрешит или не разрешит Геннадий Максимилианович Женьке руководить оркестром на отчетном концерте.
Как-то я нарочно при всех спросил у Кузи:
— Как думаешь, Женька будет дирижировать на отчетном концерте?
— Чего-о? — взвился Кузя. — Держи карман шире!
И мы с ним поспорили.
Он на свой камертон, который всегда носит при себе, а я — на свой, с которым тоже никогда не расстаюсь.
— Камертон на камертон? — спросил кто-то. — Шутники! Для чего нужны два камертона?
Но мы-то с Кузей знали, в чем суть спора. Его камертон — двузубая вилочка вороненой стали, с крохотной ручкой, увенчанной шариком.
Мой — духовой.
Это — короткий столбик, не больше мизинца и не толще карандаша. Эдакая маленькая дудочка, издающая протяжный звук охотничьего рожка.
Мне этот камертон подарил Трофим Трофимыч.
Трофим Трофимыч прилаживает духовые камертоны к скрипкам.
Если подуть в камертон, вмонтированный в корпус скрипки, образуется звук такой же силы и красоты, как у валторны.
Вот какой у меня камертон!
И Кузя завидует мне.
А я — ему. Мне почему-то хочется иметь еще и стальной камертон. Если им стукнуть обо что-нибудь твердое, а потом приложить к непокрытой поверхности стола, то создается впечатление, будто где-то вдалеке ударили в колокол.
Словом, нам обоим ясно — игра стоит свеч! Кузя ушел довольный. Я — тоже.
Потом меня стали одолевать сомнения, и я спросил у Юрия Анатольевича, может ли мальчик Женькиного возраста дирижировать оркестром, на что получил ответ:
— Дело не в возрасте, а в способностях. Например, итальянец Вилли Ферреро дирижировал оркестром, когда ему было… пять лет.
Ого!
Я помчался к Женьке и рассказал ему про Вилли Ферреро. Женька, в свою очередь, — к Геннадию Максимилиановичу. Тот улыбнулся и поблагодарил Женьку за ценные сведения.
Неделя весенних каникул пролетела как миг, и для нас наступили горячие денечки. Почти каждый день репетиции, прослушивания, спевки, отборы. И Женька каждый раз поднимался на дирижерскую подставку. Он так к этому привык, что однажды осмелился даже поспорить с Геннадием Максимилиановичем.
Геннадий Максимилианович говорит:
— Здесь лучше играть медленнее и спокойнее. Куда ты летишь?
А Женька:
— Мне кажется, наоборот — чем быстрее, тем интереснее.
Геннадий Максимилианович говорит:
— Нет.
Женька:
— Да.
А за несколько дней до отчетного концерта состоялась генеральная репетиция. Играли все участники концерта.
В зале собралась большая комиссия, чуть ли не все педагоги школы.
Мы отлично понимали — сейчас будет решаться Женькина судьба.
Когда Женька появился на сцене, в зале воцарилась такая тишина, словно в нем не осталось ни единой души. Мне даже стало не по себе.
Женька поднял дирижерскую палочку.
«Вот и хорошо!» — радовался я, слушая привычные звуки симфонии и мысленно подбадривая Женьку: «Ты, главное, не волнуйся и не теряй голову: мы тебя не подведем, можешь не сомневаться!»