Шрифт:
Евгений Кукаркин
Кто же я?
Написана в 1996 г. Приключения.
ПРОЛОГ.
До чего же дурацкая местность. Ни деревца, ни кустика. Только хмурое небо, серая земля, с наваленными беспорядочно камнями и редкие пятна ягеля, выглядывающие среди камней.
– Вставай, Валенок.
Так обзывает меня дядя Иван, брат моего отца, который по блату, как летчик, привез на своем вертолете в этот глухой угол.
– Бери вещи, вон яранги.
Яранги я не увидел, но увидел дымы за холмом. Дядя Иван взвалил на себя рюкзак, баул и двинул в сторону дыма. Взяв свой
С холма открылся объемный вид. Серый, чугунный океан создавал белую кромку у темного берега. Несколько грязных шатров, с ровными столбиками дыма над ними, сгруппировались на возвышенности. Все, одинаково одетые фигуры людей, стоящих у шатров, были обращены лицами к нам. Неуверенно тявкнула собака и ее короткий звук продолжила разноголосица собачьего лая.
Дядя Иван ткнул рукой в сторону людей.
– Что-то я не вижу яранги шамана.
Он торопливо пошел к шатрам и выкатившейся, шумной своры собак.
Дядю узнали все, даже собаки. Несколько из них, стали высоко подпрыгивать, чтобы лизнуть его лицо. Дядя отбивался от них баулом и они успокоились, когда подошел первый улыбающийся человек и крикнул на них.
Меня все игнорировали.
Вокруг дяди образовался плотный кружок, бесконечно задающих вопросы, людей. Второй круг, менее плотный с разрывами, составляли собаки. Я стоял за этими двумя кругами и с любопытством оглядывался вокруг. Вдруг дядя очнулся.
– Эй, Валенок, иди сюда.
Мне попалась на пути, полулежащая на спине, собака, которая с удовольствием чесала задней ногой возле своего уха. Она на меня посмотрела таким взглядом, что я понял свою полную непригодность в этом мире. Собака демонстративно медленно поднималась и, потом, отошла. Люди расступились передо мной.
– Знакомьтесь, - сказал дядя.
– Это Андрей, племяш мой. Хочу его у вас оставить.
Квадратные лица, с маленькими щелочками раскосых глаз, пристально изучали меня.
– Ваня, - обратился к дяде старик, судя по редкой, седой бороде, - А что значит племяш?
– Сын моего брата.
– А что значит, Валенок?
– не унимался тот же голос.
– Валенок - это обувь такая, сделана из войлока. У нас по русскому обычаю, иногда называют так непутевых людей.
Головы дружно закивали, как будь то чего поняли.
– Болен у меня племяш.
– продолжал дядя.
– Привез его к шаману. Хочу, чтоб он его полечил. Тамошние врачи, - он кивнул в сторону бугра, за которым мы приземлились, - уже не могут его лечить. А где Вылка? Я его чего-то не вижу?
– Шаман к оленям уехал. Дед Богхун умирает, вот шаман его и наставляет в другой путь, - ответил старик.
– Когда он будет?
– Как олени тронуться на новые места, так он здесь и появиться.
– Ага, - глубокомысленно протянул дядя.
– Так кто его возьмет?
– и он ткнул пальцем в меня.
– Я сейчас ведь улетаю на материк, обратно.
– Давай ко мне, - заявил старик.
– Нас в яранге двое.
Все лица заулыбались мне, а стоячие собаки даже завертели хвостами, в знак того, что берут в свою компанию. Дядя, вместе со мной, в окружении местных людей и собак пошли к яранге старика.
В центре большого, почти черного, шатра, горел костер, над которым раскачиваясь булькал котел. Дым неправильными струями зарождался над пламенем и неохотно сужался и полз в центральную дырку шатра. У стен яранги, помимо нар, стояли четыре бочки и плохо сколоченный стол, валялись вороха одежды, несколько ружей и два сундука. Пахло отвратительно. Запах дыма перемешивался с запахом пищи, кожи, не мытого человеческого тела и параши.
– Ну вот, Андрей, твое место.
Дядя скинул рюкзак и бросил баул на нары.
– Хозяин здесь хороший. Зови его дед Саша. Они все здесь крещеные, поэтому не удивляйся русским именам. Так ведь дед?
– Да, да. Зови Сашей.
– А это хозяйка. Баба Надя.
У стола сидела седая бабка с черными усиками над губой. Она затягивалась из длинной трубки и дымила, как самовар.
– Ну я пойду, Андрей, пока.
Дядя обнял меня и пошел на выход из шатра.
– Дед, проводи меня. Там я кое-что привез. Надо сюда принести.
– Пошли, Ваня, пошли.
Они ушли и мы остались в яранге с бабкой. Она молчала, дымила и смотрела на меня. Я так устал от дороги, что присев на нары, вдруг, увидел как расплывается и размывается бабкино лицо и я проваливаюсь куда-то, глубоко в темноту...
Проснулся я от жары. Ворох одежды из шкур, был наброшен на меня. Через раздвинутый полог шатра смотрело ясное утро. Бабка сидела, как и вчера и также тянула трубку. Дед, сидя на нарах, обтачивал клык моржа.
– Однако, ты долго спишь, - заметив, что я зашевелился, сказал дед.
– Я сейчас.
Я вылез из под одежды и выполз на свежий воздух.
Краски природы, от солнца изменились. Все стало светлей и ярче. Даже свалка банок у каждой яранги, поражала своей цветностью наклеек. Я справил нужду и почувствовал, что в общем-то жить можно. Погуляв по побережью, я вернулся в ярангу. В ней ни чего не изменилось. Бабка сидела и дымила, дед строгал кость. На столе стояла миска, накрытая полотенцем.
– Иди поешь, - вдруг прорезался у бабки охрипший, мужской голос.
Под полотенцем, в миске лежал здоровенный кусок варенной рыбы. Рядом стояла кружка крепкого чая. Я поел и поблагодарил хозяев. Сев на нары, я подумал чем бы заняться. Здесь с тоски умрешь, если ничего делать не будешь. Мое внимание обратили ружья, сваленные кучей у нар, особенно длинное, с толстым стволом и старинным кремневым замком.
– Можно посмотреть?
Никто не сказал ни слова.
Я поднял ружье и пытался оттянуть боек. Боек не оттягивался, он падал. Ружье было испорчено. Я полез в карман и вытащил складной ножик, с массой различных приспособлений. Потом принялся отвинчивать и разбирать замок. Аккуратно разложив части на нарах, я разобрался - не хватает двух деталей: пружины и оси с зацепом от пружины. Видно не раз пытались ружье починить, но потеряв детали, бросили эту затею. Я вышел из яранги и стал искать подходящее железо для работы. Кроме невесть откуда заброшенной рессоры, разъеденного гаечного ключа и кучи ржавых гвоздей, не нашел ни чего.