Куба далеко? Куба рядом! 1978
Шрифт:
Глянул на оставшегося в одиночестве гражданина с громкой фамилией и хотел было добить, но вовремя тормознул, вспомнив о человеколюбии, миролюбии и данном однажды самому себе обещании — стараться не доводить людей до больницы или дальше. Поэтому, по-простецки хмыкнул и решил помочь выкрутиться, так легко попавшемуся в ловушку, парторгу.
— Нет, товарищи, провокации я не помню. Возможно, это было некое недоразумение, вызванное недопониманием? Такое могло быть и с этим мы все можем согласиться. Просто, если меня будут дальше обвинять в провокации я, в свою очередь, буду вынужден вернуться к тому вопросу вновь и разобрать его по косточкам.
Вероятно поняв, чьи конкретно косточки я буду разбирать, хозяин кабинета, выпив прямо из графина воды, согласился с тем, что это было всего лишь досадное недопонимание.
— Пал Палыч, как вы с ним вообще справляетесь? Ты ж посмотри, какой ухарь. Пальца в рот не клади. Откусит, — с неприязнью посмотрел на меня Вереница.
Я мило улыбнулся, а затем быстро открыл рот и тут же его закрыл. Да так, что лязг моих челюстей прозвучал на весь кабинет.Лязгнул-то я, конечно, эффектно, многие из присутствующих до сих порот от шока прийти не могут, однако досталось и мне. Силу я не рассчитал, а потому ощущение в челюсти было такое, словно бы мне в неё со всей дури влепил кулаком боксёр.
Парторг ещё выпил воды и, наконец, продолжил заседание. Правда, сделал он это довольно своеобразным образом.
— Марат Львович, ну хоть ты ему скажи. Ты ж руководишь комсомольцами. Ну, объясни ты ему, что не положено комсомольцам пионерские галстуки носить.
— Да что ему объяснять-то? — поморщившись, процедил усатый. — Бесполезно это. Я его уже давно раскусил. Васину, собственно, мы все безразличны. Он — эгоист! Нас он не любит и не понимает. Более того, наверняка, в душе ещё и ненавидит. Всё это, в купе с его разрушительными и хулиганскими деяниями за рубежом, а также его поведение здесь, в том числе и на этом собрании, говорит лишь об одном — он нам не товарищ. Поэтому, я думаю, что имеет смысл не разглагольствовать дальше, а вернуться к поставленному мной ранее вопросу — вопросу об исключении Васина из наших рядов — из рядов членов ВЛКСМ.
— Правильно, товарищ Вереница. Комсомольская организация Московской филармонии полностью поддерживает Ваше предложение. В наших рядах нет места бандитам, хамам и наглецам! — тут же вставил свои пять копеек прилизанный дол****.
— Я тоже считаю, что Васина нужно гнать из нашей организации поганой метлой, — брякнул длинный хрен.
— Поддерживаем! Поддерживаем! — мгновенно загалдели собравшиеся.
— Товарищи, мне кажется, вы все слишком эмоциональны. Нам всем необходимо успокоится и дать шанс на перевоспитание нашему юному товарищу, — наконец озвучил дельное предложение агент Дорн.
— Я готова поручиться за Сашу! Готова взять его на поруки, — пропищала староста, крутя по сторонам головой. — Товарищи! Не надо его выгонять из комсомола! Пожалуйста! Он хороший! Я поручусь…
— Поздно уже поручаться! Васин уже вырос в хулигана! — непреклонно сказал, как отрезал, Вереница.
— Предлагаю, товарищи, ещё высказывать своё мнение, — предложил Таран, став играть в нейтральную и справедливую сторону.
И тут сразу же поднялся гвалт, в котором большинство участников были за то, чтобы исключать из рядов, таких как я, некоторые категорически были не согласны, пища, доказывая и вытирая слёзы, а некоторые, теребя седую бороду, воздерживались и предлагали всё ещё раз обсудить.
Я тихо сидел и слушал их яростный спор — исключить меня прямо сейчас или созвать внеочередной съезд ВЛКСМ и уже исключить с позором там. Лоббисты этой версии пытались доказать окружающим, что именно такое — всеобщее исключение с позором на всю страну, произведёт должный воспитательный эффект на неокрепшие умы молодёжи.
— В общем так, товарищи, опираясь на наши дебаты и выслушав все стороны, можно подвести общий итог. Есть предложение о постановке вопроса об исключении Александра Васина из рядов ВЛКСМ! — вернулся на круги своя осмелевший парторг.
«Правильно!» «Поддерживаем!» «Очистим наши ряды!» — тут же начали митинговать собравшиеся.
Дабы обломать им кайф поднял руку, но видя, что никто на неё не реагирует громко заорал:
— Помолчите! Дайте последнее слово!
— Последнее слово хочет ответчик, — прокомментировал мои действия Таран. — Товарищи, предоставим ему возможность высказаться в последний раз?
— Не вижу смысла, — хмыкнул Вереница.
— Что его слушать-то? Только зря время терять! — поддержал его длинный штемп.
— Опять врать будет, — присоединился к ним Паничкин.
— Он имеет право! — проревела Машенька.
— Имеет право! — поддержал её третий заместитель министра по культуре. — Пусть скажет.
— Говори, Васин, — позволил парторг, прислушавшись к товарищу замминистра.
— Товарищи, вы решили изгнать меня из рядов комсомольской организации. Нужно сказать, я безумно удивлён такому решению, ибо оно в корне меняет всё моё мировоззрение.
— А нечего было хулиганить здесь и за рубежом, — прошипел Вереница.
— Это сейчас не важно, — отмахнулся я. — Сейчас важно другое, товарищи. Дело в том, что если Вы примете такое решение, то я попаду в книгу рекордов Гиннеса. Это будет серьёзное событие и серьёзный успех, как для меня лично, так и для нашей страны. Не кажется ли вам, что необходимо на наше заседание пригласить независимых свидетелей, для фиксации результата?
— Что ты несешь? Причём тут какая-то книга?!
— Это не какая-то книга, а книга рекордов планеты. Она появилась в 1954-м году и с тех пор в неё записываются все люди, которые свершили необычный, для основной массы населения, рекорд. Надеюсь, что с помощью вас, я сумею-таки попасть на её страницы, поставив именно такой рекорд.
— Американская книга? Рекорд? Ты о чём вообще, Васин? О каком рекорде ты говоришь? — не понял парторг, как, впрочем, и все остальные собравшиеся.
— То есть как это о каком? — якобы искренне удивился я. — О том, который я, благодаря вам, установлю. Я буду первым человеком на Земле, которого выгнали из организации, в которой он никогда не состоял…
Повисла тишина, во время которой я отчётливо слышал работу мозга каждого из собравшихся. Они пытались понять и проанализировать услышанное. Один раз, другой, третий… пятый… Они не оставляли попыток вникнуть в суть услышанного, раз за разом напрягая серое вещество. Но все их попытки были тщетны — ничего не выходило. Не сходилась у них в головах привычная с детства картина мира с картиной, которая предстала перед ними в реальности — Васин — не комсомолец. А раз так, то его и исключить нельзя из комсомола! Как такое возможно?! Это же не реально! Такого сюрреализма просто не может быть, потому что не может быть никогда! Это ж аномалия какая-то! Нонсенс! Одним словом — умереть и не встать…