Кубанские сказы
Шрифт:
Крепко обнял пластуна Павел Степанович Нахимов, расцеловал в обе щеки. А потом снял со своего мундира Георгиевский крест и повесил на грудь казака.
– Как зовут тебя, молодец? – спросил адмирал.
– Пластун Николай Недилько! – ответил казак…
…Было это под Царицыном в ту пору, когда обороняла его наша Красная Армия от белых полчищ. Говорят, что потребовалось тогда добыть «языка» у белых, чтобы узнать, откуда враг на город наступление думает начать. Ну, конечно, поручили это дело пластунам-кубанцам.
Штаб белых на хуторе одном располагался. Под вечер началось в этом штабе совещание
– Откуда, служба? Из Первого Кубанского? – спросил урядник.
– Так точно, ваше благородие, из Первого Кубанского, – бойко ответил казачина. Отложил в сторону щетки и зовет: – Можно вас, ваше благородие господин урядник, на одну минуту.
У урядника даже глаза заблестели: решил он, что зовет его незнакомый казак самогоном заправиться. Только отошел урядник в угол, а густобровый казак как ахнет его кулаком в висок. Беляк и пикнуть не успел, как был раздет, связан и с потником во рту уложен в сенник, где уже лежал, тоже связанный, дневальный по конюшне.
Когда кончилось совещание, вышли офицеры из штаба и давай свои конвои искать. А уже ночь над хутором cпустилась темная-темная.
Сгушай, бгатец! – прогнусавил часовому высокий сухощавый полковник в белой черкеске. – Куда мои дугаки из Пегвого Кубанского подевались?
– Не могу знать, ваше высокоблагородие! – ответил часовой.
И вдруг молодцеватый густобровый урядник подводит полковнику серого коня, лихо честь отдает и докладывает:
– Ваше высокоблагородие, конвой вас у околицы ожидает! Отослан, чтобы криком совещанию не мешал! Разрешите проводить вас!
Полковник даже крякнул от удовольствия: так ему урядник понравился.
А урядник стремя поддержал, сам на другого коня вскочил и дорогу показывает:
– Прямо по улице надо ехать, ваше высокоблагородие!
Проехали они посты и караулы, в степь выехали, а конвоя все нет.
– Где же мои казаки, бгатец? – удивился полковник.
– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! Здесь, рядом, в балочке ожидают! – ответил урядник.
Свернули в балку. Темно в ней, глухо. Заволновался полковник.
– Сгушай, бгатец! Да ведь мы с догоги сбились! А урядник успокоил:
– Никак нет, ваше высокоблагородие! Правильно едем! Скоро в Царицыне будем!
– Как, в Цагицине?! Куда ты меня везешь, дугак?! – закричал полковник.
– Правильно везу, ваше высокоблагородие! Желают с вами наши красные командиры побеседовать.
Хотел полковник коня повернуть, за наган схватился. Да не тут-то было! В один момент разоружил его урядник, связал, к седлу приторочил…
Перед
– Молодец пластун! Герой! Как зовут его? – спросил товарищ Ворошилов.
– Николай Недилько! – ответил дежурный по штабу…
…А в Великую Отечественную войну был в Кубанской пластунской дивизии снайпер один, которого вся дивизия называла «Смерть фашистам». Каждый день, на рассвете, выползал этот снайпер за нашу передовую. Собой он был парень видный, широкоплечий, а ползал – травинка не шелохнется. Упадет в траву – и нет его, точно сквозь землю провалится.
Но только на фашистской стороне кто-нибудь голову из окопа поднимет, сразу щелкнет одиночный выстрел – и нет врага. Выглянет фашистский офицер в амбразуру дзота, бах – и нет офицера! Даже в тылу немецком, за полтора километра, без промаха доставал пулей врага этот стрелок.
И до того досадил он фашистам, что вытребовали они самого лучшего своего снайпера и дали ему приказ обязательно изничтожить меткого пластуна.
Целую неделю караулил фашист, но так и не мог обнаружить пластуна. На какие только хитрости не пускался: и каску из окопчика подымал, и чучело по густой траве волочил – ничего не вышло. Один только раз, когда подстрелил советский снайпер немецкого полковника, заметил фашист, как дрогнул кустик полыни. Ну, конечно, враг по тому кустику целую обойму патронов выпустил, но ни в кого не попал. Целый месяц караулил фашист пластуна, а тот нет-нет да и выстрелит. А как грохнет его винтовка – так новый крест на немецком военном кладбище прибавляется.
И вдруг вроде пофартило фашисту. Было это ранним летним утром. Розовое молодое солнце над степью поднималось. Тишина была такая, словно ушла война куда-то далеко-далеко.
Фашист за бугорком замаскировался. Сидит в глубоком окопчике и через бинокль следит за нашей стороной, А самого его невозможно обнаружить было: рядом гусеница танка подбитого, на каске зеленые веточки прицеплены, точь-в-точь тот же бугорок, что и накануне был…
Смотрел, смотрел фашист и вдруг вздрогнул. Под густым кустом орешника блеснуло что-то. А накануне там ничего не было видно. Всмотрелся фашист – точно, блестит что-то, как стекло в солнечных лучах переливается… А рядом в кустах что-то круглое шевельнулось вроде как каска. Отложил фашист бинокль, схватил винтовку, прицелился, чуть-чуть голову приподнял и выстрелил…
Почти сразу же другой выстрел грянул. И угодила меткая пластунская пуля прямо в висок фашисту…
А казак-снайпер бросил веревку, которой издали шевелил в кустах каску и пустую бутылку, и переменил позицию.
Здорово озлобились тогда фашисты! Часа два били по нейтральной полосе из минометов и артиллерии, всю степь перепахали…
Доложили фашистские командиры, что русский снайпер уничтожен метким минометным огнем,
К вечеру по глухой балочке из немецкого тыла подъехала к передовой легковая машина. Вышел из нее фашистский генерал. Спокойно, не торопясь направился он к офицерскому блиндажу. Опасаться ему вроде было нечего: до русских окопов почти три километра, тропинка в густых кустах проложена – маскировка отличная.