Кубанский шлях
Шрифт:
Казаки крестились, говорили необходимые в таких случаях слова, сожалели.... А уж память вечная сохранится в поколениях: в детях, внуках, правнуках.
Рассматривали медали героев, спрашивали, за какие подвиги получили. Степан гордо пояснял:
– За Измаил! Вишь написано тут: "За отменную храбрость при взятье Измаила".
– А когда звание дали, господин младший урядник?
– Вот после Измаила и дали.
– Кажи про кольцэ!
– попросил Михаил.
– Да что говорить. Турок в Суворова целился, а я ему
– Нэ всэ! Суворов зняв со своёго пальца пэрстэнь и нашому Стэпану подарыв. И поцилував ёго.
– Сам Суворов? Поцеловал?!
– недоверчиво изумился Фока Авдеев.
Степан вытащил из газыря черкески кольцо, попытался надеть на палец:
– Вишь, никак не лезет, - смущённо проговорил.
– Ещё бы налезло, на твои-то грабли, - усмехнулся Спиридон, - не дворянские ручки.
– Бачилы бы, як вин имы туркив стукав! Литилы в розны стороны тильки так.
Степан потёр бесценный для него дар о черкеску, чтобы заблестел ещё больше, и передал казакам на обозрение.
Они разглядывали кольцо, буковки, приговаривали:
– Ай, молодец, Стенька! Надо же, сам Суворов, наградил.
– Что ж эти буковки обозначают?
– А то и обозначают, что кольцо принадлежит Александру Васильевичу Суворову. Видишь буква "А" с загогулиной?
– пояснил грамотный Спиридон.
Семён Ерофеевич Брыль нетерпеливо ёрзал на бревне, куда усадили самых старых и почётных казаков, не выдержал:
– А що нычого нэ кажитэ за Ерохвэя? Як вин дрався, як сгынув?
Степан и Михаил переглянулись. Жалко им стало старика.
– У бою сгынув, Сэмэнэ Ерохвеевичу. Кажу, як вин сражався: як ерой. Пикой и шашкой валыв туркив до последнего. И колы победа була вже за намы, клята пуля прошила ёго. Гордытэся, дядько Сэмэну, своим сыном!
И хотя горе отца было велико, но то, что сын храбро сражался, не посрамил казачьей чести, наполнило гордостью сердце старого Брыля, и даже как-то осанка и его взгляд переменились.
На следующий день, с утра, друзья двинулись в правление.
По дороге отметили, что в станице появились новые хаты, многие были перекрыты свежими кулями камыша.
На площади, как обычно, кучилась ребятня. Среди них казаки увидели... Сидора Шерстобитова. Грязный, неряшливо одетый он заглядывал мальчишкам в лицо и каждого спрашивал:
– Сынок?
Дети в ответ смеялись и дразнили его.
– Сыдор!
– позвал его Михаил.
Тот даже не обернулся. Тогда казаки подошли к нему совсем близко.
Он повернулся, но не узнал их что ли? Взгляд был пустым.
И снова Сидор побежал за мальчишками:
– Сынок! Сынушка, где ты?
Казаки обменялись недоумёнными взглядами.
В правлении их уже ждали атаман Чернецов, Фёдор Лютиков и незнакомый казак лет тридцати.
Поприветствовав и поздравив казаков с возвращением, а Степана и со званием, Чернецов указав на незнакомца, сообщил:
–
– А где Афанасий? Что с Сидором?
Лютиков покрутил пальцем у виска.
– Это случилося, когда его всю семью вырезали. У Афанасия сердце разорвалося, а Сидор ума лишился. В тот день Маруся рожать стала. Сын был....
– Поэтому у нас и новый казначей, - добавил Лютиков.
Рассказали они и об Агафоне, о его трагической гибели.
Все скорбно перекрестились.
– Станице дюже не хватаеть отца Агафона, - вздохнул атаман.
– Люди видели на его могиле свечу горящую, ветром неколебимую, дождём негасимую, - таинственно прошептал Лютиков, - не иначе, Божье проведение, чудо!
– Только люди близко подойти побоялись, издаля смотрели, - добавил казначей.
– Отец Кирилл тожеть видел, - добавил атаман, - он таперя с семьёю поехал в Россею - родителев проведать и со схимонахом Никифором посоветоваться, говорить, что он мудрый пастырь и много чего знаеть и понимаеть. Он и растолкуеть, что это значить.
– Когда нападение на станицу случилось?
– поинтересовался Степан.
– Опосля того, как вы ушли на войну, на Спас. А что?
– Нет, ничего такого, только зимой, при штурме Измаила, когда турки стали пересиливать нас, вдруг появился Отец Агафон с высоко поднятым крестом и повёл нас в атаку. Аж мороз по коже!
Потом поняли, конечно, что это был полковой священник, но уж очень похож на нашего дьякона. А его, оказывается, и в живых уже не было. Вечная ему память.
Казаки перекрестились, помолчали.
– А кто ж тэпэр вмисто нащого батюшкы службу правэ? Панахыдку трэба одслужиты воинам.
– Дьячок у нас новый появился, из Копыла прислали. Весь чин знаеть. Отслужить. Наш храм таперя известный на всю округу. Но Отец Кирилл скоро возвернуться должон, к Рожеству Пресвятой Богородицы, да и школа у матушки Софьи начнётся...
– Ты кажи атаману про Суворова, Стэпану, - подсказывал Михаил.
И пришлось Степану повторить свою историю встречи с Суворовым, показал он и перстень, что вызвало особое одобрение начальников.
– Молодец, Степан, не подвёл своего атамана, - Чернецов похлопал его по крепкой груди и обратился к писарю:
– Ну, Фёдор, пиши моё распоряжение: младшему уряднику Степану Безрукову приступить к станичной службе, а казака Михаила Держихвоста как раненого освободить...
– Якый ранэный? Вуха нэма?!
– возмутился Михаил, - рукы шашку дэржать, ногы ходять, очи бачуть!? А вухо прыкрыю папахой. Що мэни, як баби, квохтать у двори? Пышы, Хвёдору, и мэнэ!
– Да, ребяты, не хватаеть казаков, - согласился Чернецов, - а земли большие отошли нам. Вот поговаривають, что начнётся заселение на Кубань запорожцев. Как они? Такие ли герои, как усе говорять? Вы, кубыть, встречалися с ними?