Кубанский шлях
Шрифт:
Колонна Платова стремительно продвигалась вперёд, сокрушая турок; вдруг неожиданно сбоку ударили янычары, смяли передних донцов, внесли смятение в их ряды. Суворов, заметивший опасность, тотчас же подкрепил четвертую колонну резервом, подоспел и присланный Кутузовым пехотный батальон. Сам Платов тоже подбодрил казаков и, отбив нападение рослого янычара, по пояс в воде перешёл ров крепости, забросанный фашинами.
– За мной, казаки! - прокричал он, взбираясь на вал.
Турки, сверкая острыми ятаганами, стояли на стенах, поджидая казаков. Но пример командира
Самый сильный бастион, весь одетый камнем, достался третьей колонне генерал-майора Мекноба. Лестницы приходилось связывать по две, ставить их одна на другую, и всё это под жесточайшим огнём. Потери с обеих сторон были громадны. Сам седой сераскир Айдос-Мехмет-паша бился здесь со своими лучшими янычарами.
Генерал Мекноб получил тяжёлую рану в ногу, а в Лифляндском егерском корпусе выбыли из строя все батальонные командиры. Тогда третий батальон возглавил Никита Обросимов, отважно сражавшийся со своими воинами до подхода резерва, который и помог овладеть главным бастионом.
Удар с Дуная произвели лёгкие казачьи суда, так как крупными было трудно управлять из-за густого тумана. Успеху десанта помогали действия первой колонны, уже захватившей придунайские батареи. Отряд под командованием генерал-майора Арсеньева мгновенно высадился с двадцати судов. Как и на всех других участках, офицеры были впереди и дрались, словно рядовые. Неустрашимо командовал казачьей флотилией полковник Антон Головатый, атаман Черноморского войска .
Вскоре турки были выбиты с речной стороны, и генерал-майор де Рибас соединился с Кутузовым и Золотухиным.
17. В крепости
К восьми утра, когда туман рассеялся и день бледно осветил окружающие предметы, были уже захвачены все внешние укрепления Измаила. Генерал-аншеф понимал, что это ещё не победа - всё может случиться. Противник ещё сопротивляется. И он приказал войскам наступать, не давая опомниться многочисленному, но уже достаточно обескровленному врагу.
Турки деятельно готовились к последней обороне крепости на улицах и в домах. Они образовывали новые узлы сопротивления, перетаскивали орудия в здания, которые должны были стать для этих узлов внутренними укреплениями.
И вот русские колонны с разных сторон двинулись к центру города: справа шёл генерал-поручик Потёмкин, брат Светлейшего, с севера двигались донские казаки атамана Платова, слева наступал Михаил Кутузов, с речной стороны - Осип де Рибас с храбрыми черноморцами - "верными казаками".
И начался новый бой, ещё более беспощадный. Особенно ожесточённое сопротивление турок продолжалось часов до одиннадцати утра. Картина была ужасающая: неумолкающая стрельба, сабельные и рукопашные схватки, победные клики и вой раненых, бегство обезумевшего скота....
Бессчётное количество трупов покрывало грязные улицы и площади крепости, кровь лилась рекой. К тому же, из горящих конюшен выскочили несколько тысяч лошадей, которые в бешенстве мчались по городу, сметая всё на своём пути.
На солдат и казаков остервенело бросались вооружённые ножами
Почти любой дом приходилось брать с боем. За каждым углом, в каждом окне скрывался невидимый и беспощадный враг. Штурмовые колонны, так плодотворно сражающиеся до этого лицом к лицу с врагом, были вынуждены разделиться и действовать отдельными батальонами и даже ротами. Их усилия постоянно наращивались за счёт введения в бой резервов, которые так расчётливо приберёг для такого случая мудрый полководец Суворов.
Степан, вместе с товарищами-донцами, разделёнными на три отряда, очищал от врага участок улицы, прилегающий к каменному хану , где засела кучка отчаявшихся турок. Казаки старались идти группами, но как-то получилось, что Степан оказался вдруг один в узкой улочке. Он огляделся по сторонам: вокруг не было ни своих, ни чужих. И вдруг с крыши одного из домов ему, прямо на плечи, спрыгнул турок. Под его весом Степан упал. Он попробовал подняться, а турок уже перевернулся, опрокинул его на спину и, сев на грудь, выхватил ятаган.
Одним рывком казак поднялся, и, не давая врагу опомниться, ударил его кулаком в лоб. Удар был настолько сильный, что турок сразу обмяк, штык довершил дело. Подбежали товарищи-казаки:
– Стенька, ты что, дурной, али как? Зовём, зовём, а ты не слышишь. Держися нас, ежели жить жалаешь.
И тут же на улице начался перекрёстный огонь с крыш и окон соседних строений, пули визжали беспрестанно, обычные приёмы спасения здесь не действовали. Если пригнуться или лечь на землю, врагу будет ещё легче достигнуть цели.
– Все сюда, - заорал один из казаков, заскакивая в бедную харчевню, за глинобитными стенами которой можно укрыться от огня.
Увидев их, её хозяин, пожилой грек, беспрестанно кланяясь и улыбаясь, на ломаном русском дал понять, что может показать им подземный ход, ведущий в постоялый двор. Он когда-то служил там, на кухне, откуда тот ход и вёл прямо на базар.
Он проводил казаков безопасными двориками к базарной площади и нырнул в неприметную лачугу. Казаки за ним. На стене, по-видимому, нежилой комнаты висел старый потёртый ковёр. Грек сорвал его и открылся узкий, рассчитанный на одного человека, ход.
Казаки неслышно вошли в здание хана и так неожиданно начали обстреливать из бойниц двор, в котором турки спешно готовились к обороне, что те растерялись и запаниковали. Через полчаса донцы принимали под своё ружьё немногочисленных пленных.
Около полудня генерал-майор Ласси, первым поднявшийся на крепостной вал, первым же достиг и середины города. Здесь он встретил отряд в тысячу татар под начальством Максуд-Гирея, князя чингисхановой крови. Максуд-Гирей защищался упорно, и только когда большая часть его отряда была перебита, сдался в плен с трёмястами оставшимися в живых воинами.