Кубанский шлях
Шрифт:
Во время своего пребывания в Петербурге Потёмкин, пользовался благосклонностью и неограниченным доверием императрицы, которая почти ежедневно виделась с ним и ничего не предпринимала без его совета; вельможи по-прежнему раболепствовали перед князем, однако глубокая печаль не покидала его: он скучал от почестей и ласк, видел и перемены в расстановке политических сил при дворе, фавор Платона Зубова. Он поторопился с отделкой подаренного ему Екатериной дворца и устроил в нём девятого мая для императрицы и всего двора торжественный приём.
После этого праздника Потёмкин уже не вернулся в Эрмитаж, а остался в Таврическом дворце. Живя здесь, князь не переставал заниматься
Наконец, двадцать восьмого июня князь Репнин одержал блистательную победу над великим визирем близ Мачина. Эта победа заставила турок начать в переговоры о мире. Таким образом, Потёмкин был поставлен перед необходимостью немедленно выехать в армию. Двадцать четвёртого июля он простился с императрицей и в шестом часу утра отправился из Царского села в Молдавию.
Предварительные условия мира были подписаны в начале июля 1791 года в Галаце, а через три месяца в городе Яссы - столице Молдавского княжества - начались основные переговоры. Российскую сторону на обсуждениях Ясского мира представлял Григорий Потёмкин-Таврический.
Светлейший князь плохо себя чувствовал. Он приехал уже больным в Галац. На третий день после его приезда умер его любимый генерал - принц Карл Виртембергский, родной брат великой княгини Марии Фёдоровны. Отдавая последний долг усопшему, князь вышел из церкви грустный, утомленный жарою и в рассеянности вместо своих дрожек сел на дроги, приготовленные для покойника. Это ничтожное обстоятельство сильно подействовало на его воображение, тем более, что с детства он сохранил много суеверных предрассудков. Вечером он почувствовал озноб и жар. Ввиду отсутствия в Галаце надлежащего ухода Потёмкин отправился в Яссы, где находились искусные врачи. Однако, несмотря на все прилагаемые ими усилия, болезнь не поддавалась - то ослабевала, то вновь возвращалась. Сознавая безнадежность своего положения, Потёмкин пожелал приобщиться к святому таинству и послал за своим духовником, архиепископом херсонским Амвросием, который приехал к нему вместе с митрополитом русским Ионою. Оба старались успокоить больного и вселить в него надежду на выздоровление.
– Едва ли я выздоровлю, - отвечал он им, - сколько уже времени, а облегчения нет как нет. Но да будет воля Божия! Только вы молитесь о душе моей и помните меня. Ты - духовник мой, - продолжал князь, обращаясь к Амвросию, - и ведаешь, что я никому не желал зла. Осчастливить человека было целью моих стремлений.
– Ведаю о сем, рабе Божий Григорий, и молюсь за тя, - отвечал Амвросий, - сие таинство облегчит твою душу и плоть.
Потёмкин причастился и после этого действительно ожил и повеселел. Тридцатого числа в день рождения и именин князь был обрадован получением от императрицы письма и подарка, состоявшего из лёгкой шубы и шлафрока. Читая письмо государыни, он плакал и на утешения окружающих отвечал, что вероятно уже не будет иметь счастья увидеть свою благодетельницу.
После именин он велел как можно скорее готовиться к отъезду из Ясс к себе в имение, говоря:
– По крайней мере умру в моем Николаеве.
Выезд был назначен утром четвёртого числа, и князь беспрестанно спрашивал, который час и все ли готово. Едва рассвело, он, не обращая внимания на просьбы окружающих подождать, пока разойдётся туман, приказал посадить себя в большое кресло и снести к шестиместной карете, в которую
Потёмкин продиктовал и второе письмо канцлеру Безбородко, чтобы тот заменил его на переговорах, объясняя причину: "Мои страдания довели меня до совершенной слабости".
Поезд Потемкина двигался так тихо, что только в седьмом часу достиг первой станции у села Пунчешты, где был назначен ночлег у командира Таврического гренадерского полка полковника Кнорринга. Командир и офицеры в парадной форме ожидали главнокомандующего у крыльца приготовленного для него дома, но когда карета остановилась, то из неё раздался его голос:
– Душно! Жарко!
Потемкина уложили на расстеленный на земле ковёр. Камердинер схватил образ и опустился с ним на колени перед умирающим, кто-то из свиты приподнял ему голову, кругом слышались рыдания. Светлейший глубоко вздохнул, потянулся и отошёл в вечность.
Ночью в той же самой карете, окружённой казаками и драгунами с зажжёнными факелами, тело Потемкина было привезено обратно в Яссы.
Смерть Потемкина настолько поразила Екатерину, что привела её в отчаяние. Получив известие о кончине Григория, она заперлась в своём кабинете и сутки провела там, плача и стеная.
На следующий день, осунувшаяся, с красными глазами, она вышла из кабинета.
– Мне некем заменить Потёмкина, - сказала она окружающим, - он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; он благодетельствовал даже врагам своим; его нельзя было купить. Это был мой ученик, человек гениальный.....
Императрица велела похоронить Потемкина почти с царскими почестями в Херсоне и поставить ему мраморный памятник. Прах его в свинцовом гробу был погребён в Херсонской крепостной территориальной церкви Св. Екатерины, под полом, в особом склепе, в который с наружной стороны храма вёл длинный ход. Сюда желающие приходили поклониться и служить панихиды.
Руководство русской делегацией на переговорах переложили на графа Александра Безбородко - фактического руководителя и проводника внешней политики Российской империи с 1781 года. Именно Безбородко настоял на том, чтобы российская делегация ни при каких условиях не смягчала свою позицию. Турецкая сторона пыталась упрямиться, угрожала прервать перемирие и возобновить боевые действия, но после серии военных неудач её перестали поддерживать бывшие союзники - и Лондон, и Берлин, и охваченный революцией Париж. И она согласилась на существенные уступки.
Последние дни декабря 1791 года стали в России по-настоящему праздничными. И причиной тому были не только недавно прошедшее Рождество Христово, но и завершение очередной русско-турецкой войны. Это был весомый повод для радости: затянувшееся на четыре года противостояние Санкт-Петербурга и Стамбула принесло множество славных побед русскому оружию, но уже явно утомило страну. А ещё одной причиной для радости, а после и для шумных торжеств и карнавалов стало заключение 29 декабря 1791 года Ясского мирного договора. Этот документ, который официально именовался "Трактат вечного мира и дружбы заключённый между Империею Всероссийскою и Оттоманскою Портою в Яссах в 29 день Декабря 1791-го года чрез назначенных к тому с обеих Сторон Полномочных", принёс России не только долгожданный мир, но и множество выгод.