Кубок Брэдбери-2022
Шрифт:
Механизм времени, наверное, сломался не совсем. Иногда город наполняется странным и страшным скрежетом, словно кто-то пытается провернуть заржавевшие детали чудовищной стальной мясорубки. Это и есть скрип. После этого время делает скачок – на секунды, минуты, иногда на часы, всякий раз по-разному. Как правило, по электронным табло и по настенным часам мы можем догадаться, на сколько нас бросило вперёд. Эльвира даже ведёт учёт скрипов и реального времени, записывая в толстую тетрадь.
Скрипы очень опасны для дозорных – мир становится непредсказуемым, он может вписать в твоё тело автомобиль, камень, снести шапку (а
Я брёл по тротуару, старательно обходя превратившихся в манекены прохожих. Трудно свыкнуться с мыслью, что эти люди ещё живы. Когда я первый раз пошёл в дозор, Рифкат числился за главного. Новичков в одиночку не пускают – того и гляди с ума сойдут. Помню, как Рифкат поставил меня посреди автобусной остановки среди толпы ожидающих людей и прямо спросил:
– Руки чешутся разбудить их?
Я кивнул.
– Пробуй, Серёжа, – великодушно разрешил он. А сам встал в сторонке и вытащил мятую пачку сигарет. Рифкат их очень экономил – по одной в день и то после смены. А тут.
Впрочем, когда я наорался и пооббивал кулаки о кажущихся титановыми людские фигуры, удивления уже не было..
– Ты понял, браток, – сочувственно констатировал он. Глаза у Рифката большие. – Мне тоже страшно. Их время остановилось. И они остановились. Всё в них затвердело. Обледенело. А когда своих встретишь… Но нам им никак не помочь. Понял, Серёга?
– А ты своих встречал?
– Встречал, – кивнул он. Рука у Рифката дрогнула и опять потянулась за пачкой. – Домой пытался войти. Но дверь не открыть, звонок не работает. А у меня жена, дочурки две. Не увидел. А как скрипнуло… Тогда ещё студентка погибла. Как её… Ира, что ли. На три часа время скакнуло… Младшую как раз в садик вести…
Большие у Рифката глаза. И больные.
С того разговора я больше никогда не вижу в дозоре живых людей – они все за гранью, муляжи, манекены. Так проще. Вот очкастый молодой манекен таращится на меня из окна кафе. Ноутбук развёрнут, чашка кофе с застывшим дымком и взгляд сквозь стекло и меня. До того как случилась катастрофа, я бывал в этом заведении. Хороший кофе, приятная музыка. Не спаси меня тогда ребята Эльвиры, я, может, так же и сидел бы, как тот манекен. В вечности.
Зачем нам это дано? Кто сыграл эту злую шутку со мной, Рифкатом, Эльвирой и прочими? Глупый вопрос, но иногда так обидно. Никому не бросишь обвинений, никто не виноват. Когда я начинаю так высказываться, Рифкат ворчит и обещает дать мне хорошего тумака. Но всегда добавляет: «Зато есть время подумать, Серёжка, подумать, как жил тогда, что по-настоящему было для тебя ценно». Рифкат – практик.
В глазах резко потемнело, или это вдруг захотели смениться краски на городском полотне. Что-то происходило, мне стало тревожно, хоть кричи. Стёкла отразили заметавшиеся блики фонарей и фары машин. В уши скомканным клубком бросилась какофония звуков.
– А-а-а, – кажется, крикнул я.
Скрип.
Никто из нас не знает природы катастрофы, даже не может предположить, что могло случиться. Хотя несколько людей с физическим образованием в Убежище есть, но они только разводят руками. Самое здравое, что я слышал от старика Миннулина (кажется, он даже преподавал в авиационном институте): «Э-э-э, малай, почему ты решил, что всё случилось? Не в прошлом это. Сейчас происходит. Время для нас смешалось – нам кажется, что что-то от нас далеко, а что-то близко. Но ведь выживших мы продолжаем находить, иншалла?»
Я разлепил глаза. Надо мной угрожающе нависала детская коляска. Ругнувшись, я сделал кульбит в сторону и наконец опомнился.
Картинка сменилась. На улице царили осенние сумерки с лёгким плачущим дождиком. Кляксы огоньков вызывали в памяти ассоциации с полотнами французских импрессионистов.
– Наконец-то! – вырвалось у меня.
Услышав собственный хриплый голос, я вспомнил инструкцию. Бегло осмотрел себя – цел, слава богу, цел! Рюкзак только перепачкан, ну да это разве беда.
Нужно срочно бежать в магазин, в кафе, куда угодно, где есть еда. Мы, конечно, не знаем природу наших бед, но зато точно знаем, что короткое время после скрипа можно найти продукты, выпавшие в реальность. Не зря же я с собой таскаю этот титанический рюкзак. После скрипа их очень легко найти – они словно переливаются цветами, будто забыли, как должны выглядеть. Но нужно спешить. Итак, в двух минутах есть «Пятёрочка». Я бросился бежать, на ходу поправляя ремни рюкзака. Во мне просыпался азарт – ещё бы, я жив и могу добыть что-то полезное! Это захватывает сильнее любой лотереи. Надеюсь, мне повезёт и двери будут открыты.
Да! Хвала бабушкам с извечными сумками-тележками! Двери оказались распахнуты. Осталось только аккуратно перебраться через руки-ноги. Я настолько обрадовался своей удаче, что по инерции едва не схватился за ручки верхней корзинки из стопки. В магазине меня ждал джекпот – картофель, два кочана капусты, морковь, палка колбасы, банки консервов, хлеб… Я лихорадочно набивал рюкзак всем, что попадало под руку. Никто точно не знал, через какое время моя потенциальная добыча могла превратиться в неподъёмный кусок застывшего пейзажа. Хотя некоторые дозорные утверждали, что видели, как переливчатость превращалась в черноту и еда буквально рассыпалась в прах. Не знаю, не видел. Да и какая разница? Сто литров заполнялись стремительно, я уже пихал шоколад в рюкзачный колпак, когда вдруг у меня поинтересовались вялым голосом:
– Молодой человек, а что это вы делаете?
– А-а-а! – заорал я дурным голосом.
– Дурак, что ли? Охрану сейчас вызову.
Помятого вида дядька в форменной красной одежде оценивающе оглядывал меня и тёр рукой грудь.
– Оплачивать как будешь, спрашиваю? – нахмурился он. – На кассе вытряхивать свой вагон придётся.
– Вагон? – выдавил я.
– Ну, кастрюлю эту твою. Как её… Рюкзак!
Он довольно щёлкнул пальцами.
– Мужик, – проникновенно сказал я ему. – Дай-ка мне руку. Дай-дай…
– Чего это ты? – удивился он, но не сопротивлялся.
Я коснулся его плеча и, глупо улыбаясь, ждал, пока с него сойдут блеклые безжизненные тона и передо мной станет человек как человек, а не манекен с постамента.
– Ты живой, – сообщил я.
– Конечно, живой! – рявкнул тот, неожиданно выйдя из флегматичного состояния. – Прикемарил просто. Смотрю, ты…
Он осёкся.
– А чего это? Люди-то…
– Мужик, ты не волнуйся. Всё хорошо. Я тебе всё объясню. Тебя как звать-то?