Кубок Брэдбери-2022
Шрифт:
Участники шумной толпою толклись возле входа в шатёр. Время от времени их накрывал грозный окрик Распорядителя, очередь замирала, но через мгновение над ней снова повисал гвалт. Я стоял последним, как раз под копытом вздыбленного марморианского единорога. Я знал, успеют все.
Хотя меня больше занимал вопрос, кто из Мастеров станет моим соперником на этот раз, всё же я из любопытства глазел на волнующийся передо мной человейник, стараясь вычислить счастливчиков, которым сегодня улыбнётся удача. Большинство были едва оперившиеся ученики, которые участвовали в Турнире впервые и которые с треском вылетят из него, если, конечно, они не гении. Но некоторые лица оказались мне знакомы по прежним турнирам. О, эти являли собой воплощение сдержанности, спокойствия и опыта и снисходительно поглядывали на возбуждённую молодёжь. Знакомая история.
Наконец я очутился прямо перед входом в шатёр Распорядителя. Полог шатра был откинут и закреплён. Прямо на входе стоял основательный, совсем не потемневший от времени стол из розовой сосны. Сидевший за ним Распорядитель, в отличие от стола, с каждым годом всё больше отдавал замшелостью. Его тёмно-коричневая одежда с зелёной оторочкой, напяленная для важности в несколько слоёв, усиливала это впечатление.
Сморщенный гриб в остроконечной шляпе игнорировал меня, делая вид, что с головой погружён в свою большую амбарную книгу толщиной с кирпич, в которую он вносил всех прибывших на Турнир и производил какие-то одному ему известные подсчёты. Показать участнику его место – тоже часть ритуала. Я смиренно ждал.
– Имя, клан, звание, возраст, – прогнусавил Распорядитель, посчитавший, что я в полной мере осознал свою ничтожность.
Я с трудом назвался. Шляпа Распорядителя затряслась в такт записывавшей руке.
– Поставь подпись напротив своего имени и подтверди кровью, – старый пень ловким движением развернул книгу ко мне.
В длинной таблице с именами, значками, цифрами и аббревиатурами моя строка была последней. И всё же я проверил имя, а затем провёл пальцем вдоль строки до нужного окошечка для подписи.
«УМ, – машинально прочитал я про себя записанное в строке, – 22».
Ученик Мастера, 22 года. Я был самым «старым» участником на сегодняшнем Турнире. Печально.
Я поставил закорючку напротив своего имени, проколол палец специально лежавшей рядом с книгой серебряной иглой и оставил густой кровавый отпечаток поверх своей подписи, а затем отошёл в сторону, ожидая общего инструктажа, который, само собой, я уже знал наизусть.
Распорядитель долго и нудно объяснял правила. Некоторые слова менялись, но смысл был всё тем же: либо ты, либо тебя. Чтобы стать Мастером, нужно одолеть Мастера. Я зевнул.
– А теперь встаньте в одну шеренгу, чтобы я вас пересчитал и сверился со списком, – после этой фразы старого пня, мнившего себя вершителем судеб, уже имело смысл напрячься.
Снова суета, сдержанные смешки, топот ног, толкание – шалят нервишки-то!
Я был последним зарегистрировавшимся участником Турнира, поэтому все стали строиться от меня, приняв мою скромную великовозрастную персону за своеобразную точку отсчёта. За голову той самой рыбы.
– Раз «УМ», – указал на меня своим костлявым пальцем старый формалист, начиная свой окончательный подсчёт. – Два «УМ», три «УМ», – Распорядитель двигался вдоль шеренги, монотонно бубня вслух, наверное, чтобы не уснуть во время счёта.
Закончив считать, он что-то пометил в своём гроссбухе, затем скомандовал следовать за ним, и мы двинулись к Арене по вымощенной всё тем же марморианским камнем дорожке.
Это было молчаливое шествие. Наконец-то эти бедолаги поняли, что им придётся умереть сегодня, и не единожды. Я усмехнулся.
Но всё же при виде Арены толпа юнцов не смогла сдержать возглас восхищения. О, да! Арена была прекрасна! Чудесный, не сравнимый ни с чем кусок живой, дышащей земли!
Легенда гласила, что однажды Светлейший, устав от трудов, прилёг отдохнуть здесь и надолго уснул. Его Животворящий Дух проник в землю, наделив её невероятными магическими свойствами – оживлять неживое.
По легенде, очертания Арены повторяли очертания тела спящего Светлейшего – когда он бродил по земле, он обретал тело. На деле это был довольно значительный участок земли неровной овальной формы.
На мой взгляд, вся эта легенда была шита белыми кармитными нитками, «прочность» которых стала притчей во языцех, но чудодейственность Арены была фактом, против которого никто не мог возразить.
Воздух над Ареной переливался серебристо-бирюзовым светом. Любая сильная эмоция человека, попавшего сюда, оставляла в воздухе карминный след, который, словно песок, рассыпался через несколько мгновений. Достаточно было закрыть глаза и подумать о чём-то волнительном, а затем сделать шаг. Оставшийся яркий отпечаток точно повторял очертания тела человека, мгновение назад стоявшего на этом месте, а затем рассеивался без следа.
На Арене не было растений. Хотя здесь пытались их сажать, надеясь, что они также будут обладать чудодейственными свойствами. Мягкая оранжевая земля легко принимала любую форму и надолго сохраняла её, но за пределами Арены она чернела и переставала отличаться от обычной. Не было здесь и никакой живности, даже насекомых.
А ещё Арена дышала. С одной её стороны, у самого края, в землю врезались три узких, в форме полумесяца впадины. Длина их была небольшой, примерно в человеческий рост, но глубину не могли измерить до сих пор. Когда в какую-нибудь из впадин опускали веревку или другой глубинометр, Арена «чихала». Впадина с верёвкой смыкалась, а потом с громким звуком, напоминающим хруст хвороста под ногами, раскрывалась. Вот тогда-то из впадин вместе с оранжевыми комками земли и вылетали Искры – Светлейшие начала. Ярко-голубые, не больше бисерины, светящиеся сущности, благодаря которым даже камень мог обрести жизнь. В буквальном смысле. Правда, не навсегда, а всего на пару-тройку часов, но для турнирных битв этого было достаточно.
При каждом «чихе» в воздух выбрасывалось до пары десятков Искр. Хранители аккуратно добывали Искры, затем собирали их в сосуды и берегли до следующего Турнира. Учёт Искр был очень строгим: Распорядитель на фоне Хранителей выглядел жалким любителем.
Арену тщательно охраняли. Ступить на неё могли только Хранители и участники Турнира – Мастера и испытуемые, желающие стать Мастерами. Больше никто. Эта земля считалась священной.
Я физически ощущал восторженный трепет других участников. Многие из них ещё не знают, что плата за право ступить на Арену окажется слишком высокой. Фантомные боли после турнирных битв преследуют учеников не один месяц: ты не можешь спать, есть, а только снова и снова чувствуешь, как ломаются твои кости, разрываются связки, вылетают суставы, как твои внутренности пронзает калёный металл торпского меча или сниггского топора… Я умирал на Арене много раз. И хотя я сейчас цел и здоров, на мне нет живого места.
Распорядитель разделил нас на пары. Против каждой пары учеников выступал один Мастер. Мне достался в напарники рыжеволосый вихрастый мальчишка с испуганными, но не без хитринки карими глазами. Возможно, через пару-тройку лет у него будет шанс. Большинство учеников становились Мастерами к четвёртому-пятому Турниру. Очевидно, кроме персон, отличавшихся особым упрямством.
– Кова, – парнишка протянул мне мосластую ладонь.
«Не жилец», – вздохнул я, но всё же проявил вежливость:
– Альк-к-к-ко Ф-ф-фат, – я с трудом выговорил своё имя, усиленно помогая себе веками. Чем больше я волновался, тем сильнее проявлялось моё заикание. Иногда я просто не мог выговорить ни слова, поэтому предпочитал молчать. В моём клане меня прозвали Молчуном. Ну, хоть не Заикой. В прозвище «Молчун» всё же имелся некий флёр таинственности.