Кубок лунника
Шрифт:
– Хм, – ведьма задумчиво накрутила на палец непослушную прядку. Уж не дружище ли Нэйд развел костер?
Она не без досады глянула снова вниз. Нет уж. Прыгать отсюда точно не стоит. Хватит Ирисовым пустошам и одного трупа за день. А проскользнуть к выходу мимо графа… Ох-хох-хох.
И, чтобы не тратить время зря, Малика открыла саквояж, затем переоделась в сорочку и длинный халат из черного бархата (настоящее ведьмовское одеяние, между прочим!), а затем и вовсе легла спать, благо, что кровать в комнате оказалась просто королевской. И широкой, и мягкой. В таких кроватях вообще редко спят в
– Ну и ладно, – Малика забралась под одеяло, затем вылезла, добыла из саквояжа свои замечательные носки и натянула их на босые ступни. После этого можно было спать до самого заката – "а там что-нибудь придумаем".
Но заснуть не получалось. В голове свинцовыми шариками катались одни и те же мысли: Нэйд и лунный лорд не желают, чтобы ведьма из Пражена вертелась рядом с пустошами, но кто-то нарушил покой ведьмака, кто-то написал письмо с просьбой о помощи… Она прибыла двумя днями раньше, и – бац! – наткнулась на бездыханное тело того, кто якобы ей писал. Нехорошая выходила история. Вообще, хуже некуда, когда в узел сплетаются дела мира сего и мира запредельного. Здесь оставалось только пожалеть призрака Хаора, которого выпустил некий неизвестный ловкач. Ну, если конечно, лунник не солгал и призрак действительно разгуливает по Ирисовым пустошам, пугая жителей Блюменса.
Поворочавшись в кровати, Малика села. А может быть, в самом деле – взять и уехать? Поступить так, как ей советуют? Забыть все, что здесь произошло… Правильно говорит лунник – пусть хоть глотки друг другу перегрызут, люди на то они и люди. Ну, а что до призрака… Вряд ли он помешает кому бы то ни было. Разве что долгими зимними ночами будут горожане слушать дикие завывания неупокоенного духа, разносящиеся над заснеженными пустошами.
Ведьма принялась расхаживать по спальне. Ее взгляд то и дело возвращался к саквояжу. А что, и то правда. Собрать вещички – и домой, в цивилизованный Пражен, где на ведьмаков не смотрят как на исчадий йоргговых.
«А как же Нэйд?» – Малика остановилась и зябко поежилась. Вспомнилось нехорошее предчувствие беды, когда она смотрела на своего случайного попутчика. Остановилась – и тут же возразила себе: – «Он наверняка знал, на что идет, отправляясь сюда».
«И ты будешь спокойно спать, зная, что могла помочь – но не помогла?» – завозилось в норе то небезызвестное чувство, которое называется совестью.
Ведьма только хмыкнула. Кому помогать-то? Этим людям, которые бы с радостью отправили бы ее на костер, да еще и дровишки подбрасывали с криками «гори ведьма, гори»? Или… этому луннику, которого только что не перекашивает при виде собственных же подданных?
Пожалуй, единственной и настоящей жертвой во всей этой круговерти остался дух ведьмака Хаора. Его вырвали из тихого посмертия, его, судя по всему, кто-то пытался использовать в своих недобрых целях.
– Тоже мне, – сердито буркнула ведьма, – нашлась защитница невинно убиенных… Ты просто дура, Малика Вейн.
«Принципиальная дура», – поправила она себя мысленно, – «а если уж граф Рутто пожелает выставить меня отсюда, ему придется применить силу. Потому что я, изгоняющая призраков, уберусь из этого городка только связаной по рукам и ногам».
Что ж. Решение было принято. Осталось только дать знать о нем графу.
И вот тут-то Малика засомневалась. А что, если лунник тоже замешан в этом грязном деле? Ему-то с его нечеловеческой силищей ничего не стоит придушить женщину, а потом припрятать в подвалах живого замка!
Малика опять высунулась в окно. Йоргг! До земли далеко, весьма и весьма. На минутку ведьма позволила себе помечтать о том, что было бы, умей она справляться с воздушной стихией. Расправила бы невидимые крылья, и прощай, перламутровая цитадель!
Но мечты, подобные этой, навсегда останутся только мечтами. У каждого человека – Малика была абсолютно в этом уверена – имелось свое собственное, неповторимое предназначение. Постигнуть его, конечно, невозможно, но если тебе дано умение дергать на бесцветные нити посмертной магии – дергай и не возмущайся.
…И вдруг она услышала крик. Нет, даже не крик, не вопль – а предсмертный хрип умирающего.
«Это невозможно», – она вскочила с кровати и заметалась по комнате. Кто-то был смертельно ранен, а может и убит… где-то… рядом.
Малика замерла, прислушиваясь. Затем выглянула из комнаты в черный с перламутром коридор. Поблизости не было никого – ни живых, ни мертвых.
«Но как же так?..»
Она ведь слышала, точно слышала хрип и бульканье крови в поврежденных легких. А рядом – пусто. И тихо.
Как же так?
А еще через мгновение ведьма получила ответ на свой вопрос. Причем в весьма неожиданной форме: пол резко вспучился, выгнулся горкой, сбивая с ног, холодная и скользкая волна бешено понесла Малику к лестнице, ведущей вниз. Впрочем, лестницы не было: ведьму поджидало нечто вроде желоба, закрученного широкой спиралью.
– О-ох! – только и успела выдохнуть Малика.
Замок, побери его йоргг. Живой замок, одним словом.
…Он швырнул ее вниз, на странно пульсирующий пол, где подпрыгивал большой обеденный стол, выбивая дробь всеми четырьмя ногами. Малика осторожно приподняла голову, осмотрелась. Потом гаркнула во всю силу легких:
– Да перестань ты!
И замок послушался, словно предоставляя дальше ей действовать самостоятельно. В трех шагах от места, где, путаясь в халате, поднималась на ноги Малика, неподвижно вытянулся лунник. Он лежал на животе, разбросав в стороны руки, а из-под левой лопатки красноречиво торчала черная рукоять кинжала, инкрустированная перламутром.
Еще никогда в жизни госпожа Вейн не ругалась так отчаянно. А чего вы ждали? Живой замок пытался спасти хозяина, только и всего. Странно вот только, что он пропустил убийцу. А еще более странно, что этого же злодея он выпустил обратно. Разве что только… Тот, кто воткнул кинжал в спину лунному лорду, не был чем-то материальным?!!
Малика только зубами скрипнула. Она сильно сомневалась в том, что у призрака хватит масла подмешать в вино цианистого калия – но сколь угодно много бывало случаев, когда разъяренные привидения занимались метанием острых предметов.